Книги, статьи, материалы /ЭКСПАНСИЯ ПОРТУГАЛИИ В АФРИКЕ И БОРЬБА АФРИКАНСКИХ НАРОДОВ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ  (XVI – XVIII вв.) /РАСОВАЯ ПОЛИТИКА ПОРТУГАЛЬСКИХ КОЛОНИЗАТОРОВ В АФРИКЕ

!!!------ОБЪЯВЛЕНИЕ------!!!

ТУР ОПЕРАТОР АФРИКА-ТУР ОБЪЯВЛЯЕТ О ПОЛНОМ ВОССТАНОВЛЕНИИ СВОЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И РАБОТЫ c 10 Февраля 2021г.**

Сайт и вся информация продолжает обновляться. В том числе цены на туры будут немного изменены по мере поступления информации в связи с ситуацией с вирусом. Проверяйте актуальность статей и появления новой информации. В общем почаще заглядывайте что-бы не упустить ничего. Туры, которые подвергаются небольшим корректировкам отмечены как "!!!--ИНФОРМАЦИЯ ОБНОВЛЯЕТСЯ--!!!". Это означает, что в течении нескольких дней они будут изменены окончательно, о чем даст знать подпись "----!!!ОБНОВЛЕНО!!!----".







САЙТ ПОСВЯЩЕН ПАМЯТИ МОЕГО БЛИЗКОГО ДРУГА, И ПРОСТО ПРЕКРАСНОГО ЧЕЛОВЕКА РОМАНА КАШИГИНА, КОТОРЫЙ СКОРОПОСТИЖНО СКОНЧАЛСЯ В ГОСПИТАЛЕ КАМПАЛЫ 2 НОЯБРЯ 2020 г. СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ!









!!!---ВАЖНО---!!! НЕ БЕРИТЕ ДОЛЛАРЫ ВЫПУЩЕННЫЕ ДО 2009 ГОДА, ТАК КАК БУДУТ ПРОБЛЕМЫ С ИХ ОБМЕНОМ!!!


БЛИЖАЙШИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО АФРИКЕ с русскоязычными гидами:

ВСЯ УГАНДА ЗА 10 ДНЕЙ (04 Апреля - 13 Апреля)
Активное путешествие по Уганде с посещением горных горилл за 10 дней.

-----!!!ОБНОВЛЕНО!!!----- ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ, КЕНИИ И ТАНЗАНИИ + ОТДЫХ НА ЗАНЗИБАРЕ на Майские праздники (28.04.-15.05.2021)
УГАНДА - КЕНИЯ - ТАНЗАНИЯ - ЗАНЗИБАР

-----!!!ОБНОВЛЕНО!!!----- САФАРИ ПО ТАНЗАНИИ С ОТДЫХОМ НА ЗАНЗИБАРЕ (29 Июля - 08 Августа 2021)
Великая миграция и отдых на побережье океана.

!!!--ИНФОРМАЦИЯ ОБНОВЛЯЕТСЯ--!!! ПУТЕШЕСТВИЕ ПО НАМИБИИ, БОТСВАНЕ, ЗАМБИИ и ЗИМБАБВЕ (13 Сентября - 25 Сентября 2021 г), а так-же дополнительно ЮАР - ЛЕСОТО - СВАЗИЛЕНД
Большое путешествие по странам ЮЖНОЙ АФРИКИ.

!!!--ИНФОРМАЦИЯ ОБНОВЛЯЕТСЯ--!!! ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ И РУАНДЕ (02.11.2021 - 12.11.2021)
Горные гориллы.

!!!--ИНФОРМАЦИЯ ОБНОВЛЯЕТСЯ--!!! ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ, РУАНДЕ и ДР КОНГО за 12 дней (02.11.2021 - 12.11.2021)
Горные гориллы и вулкан Ньирагонго.

-----!!!ОБНОВЛЕНО!!!----- НОВОГОДНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ! (с 29.12.2021 - 12.01.2022)
Лучшие парки Уганды и горные гориллы на Новый Год.


ПУТЕШЕСТВИЯ ПО ЗАПРОСУ (В любое время):

ВОСХОЖДЕНИЯ НА ВЕРШИНЫ: КИЛИМАНДЖАРО, ПИК МАРГАРЕТ, ВУЛКАН НЬИРАГОНГО И ДРУГИЕ.

Кроме этого мы организуем индивидуальные туры по этим странам Африки - Намибия, Ботсвана, Танзания, Уганда, Кения, Руанда, ЮАР, Замбия, Зимбабве, Бурунди, Камерун, Эфиопия.

-------------------------------------------------
** К СОЖАЛЕНИЮ НАЙТИ ВЗАИМОПОНИМАНИЕ С ОЛИВЕР НАМБУЯ ВЛАДЕЮЩЕЙ КОМПАНИЕЙ МАРАБУ-ТУР (НЫНЕ НЕ СУЩЕСТВУЮЩЕЙ ПО ЦЕЛОМУ РЯДУ ПРИЧИН) НЕ УДАЛОСЬ. В СВЯЗИ С ЭТИМ АФРИКА-ТУР НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ И ОБЯЗАТЕЛЬСТВ, ВЗЯТЫХ НА СЕБЯ РАННЕЕ КОМПАНИЕЙ МАРАБУ-ТУР, А ТАКЖЕ НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ОПЛАЧЕННЫЕ НА ИМЯ ОЛИВЕР НАМБУЯ И МАРАБУ-ТУР ПРЕДОПЛАТЫ ЗА ТУРЫ И ПУТЕШЕСТВИЯ. НО МЫ ГОТОВЫ ПОЙТИ НА ВСТРЕЧУ И СДЕЛАТЬ ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ, ЧТОБЫ ЗАПЛАНИРОВАННЫЕ ВАМИ ПУТЕШЕСТВИЯ СОСТОЯЛИСЬ, И ПРЕДОСТАВИТЬ КАКИЕ-ТО СКИДКИ ТЕМ, КТО ПОТЕРЯЛ ДЕНЬГИ.
-------------------------------------------------
Мы уже потеряли часть клиентов, которые оказались жертвами недобросовестности Оливер Намбуя и ее младшей сестры Риты. Реорганизация заняла очень много времени, так как мы столкнулись со всяческими попытками помешать продолжать деятельность, но уже завершена. Мы будем продолжать водить группы тем же образом, как это осуществлялось раннее, но уже в другом составе.
-------------------------------------------------
Africa Tur Справочные материалы ЭКСПАНСИЯ ПОРТУГАЛИИ В АФРИКЕ И БОРЬБА АФРИКАНСКИХ НАРОДОВ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ (XVI – XVIII вв.) РАСОВАЯ ПОЛИТИКА ПОРТУГАЛЬСКИХ КОЛОНИЗАТОРОВ В АФРИКЕ

РАСОВАЯ ПОЛИТИКА ПОРТУГАЛЬСКИХ КОЛОНИЗАТОРОВ В АФРИКЕ

Идейные оруженосцы португальского колониализма пытались обосновать «исключительность» заморской политики Португалии ссылками на фрейдистскую теорию психоанализа, исходя из которой они выводили особые социально-психологические свойства португальцев. Эти свойства якобы заключаются в отсутствии всяких расовых предрассудков, в умении приспосабливаться к чуждой им социальной среде (особенно в условиях тропиков) и преображать эту среду посредством биологической и культурной ассимиляции. Эта теория, известная под названием лузо-тропикализм, в наиболее полном виде развита в трудах видного апологета португальского колониализма известного бразильского социолога Жилберто Фрейре.

Жилберто Фрейре то специальному приглашению Салазара приезжал в португальские колонии и изучал сложившиеся там социальные отношения, чтобы подвести идеологическое обоснование под пошатнувшееся господство Португалии в Азии и Африке. Его заслуги были высоко оценены салазаровской камарильей. 18 ноября 1962 г. на специально устроенной торжественной церемонии создателю теории лузо-тропикализма был вручен диплом доктора социологии онорис кауза в Коимбрском университете.

В своих трудах Ж. Фрейре настойчиво проводит мысль о том, что португальцы в колониях насаждали лузо-тропикалистскую цивилизацию путем «олузитанивания» народов, т. е. путем «биологического процесса ассимиляции и социологического процесса симбиоза культур». При этом в основе этого процесса, утверждает Ж. Фрейре, всегда лежало «гуманное» отношение португальцев к народам, подвергшимся процессу «олузитанивания», ибо португальская колониальная политика проникнута «духом христианского братства» [297].

«Исключительность» португальской колониальной политики Ж. Фрейре выводит из «исключительности» социально-психологического комплекса португальца, который в отличие от всех других европейцев якобы обладает способностью к интеграции с социальной средой тропиков. Португалец, пишет Фрейре, «может быть самым пластичным элементом, наиболее приспособленным приноравливаться к тропическим условиям жизни» [298, с. 264]. Именно в силу этого уникального социально-психологического свойства португальцев их колонизация, по мнению Фрейре, «отличается от других по своей традиционной способности к образованию вместе с народами и культурами тропиков новых народов и новых культур, которые некоторые из нас называют лузо-тропикалистскими» [там же, с. 207]. Таким образом, способность португальца, вживаясь в социальную среду тропиков, создавать то, что «некоторые называют сегодня симбиозным типом цивилизации, а именно лузо-тропикалистскую цивилизацию, уже очень развитую в различных частях Африки» [там же, с. 219], рассматривается как уникальное свойство португальских колонизаторов.

Секреты всех успехов Португалии, и в частности успехи ее колониальной экспансии в XV—XVI вв., утверждает Фрейре, надо искать в особых свойствах национального характера португальца: его мобильности, способности вживаться в новую среду и легко акклиматизироваться в тропиках.

В своей работе «Мир, который создала Португалия» Фрейре писал: «Португалия, Бразилия, Африка, Португальская Индия, Мадейра, Азоры и острова Зеленого Мыса составляют сегодня единое целое с точки зрения сознания и культуры… В Азии, в Бразилии, на островах Атлантики и в определенной степени в Африке благодаря португальскому методу колониза-ции… развились сердечность и благожелательность, характерные для португальского народа. В своих отношениях с так назы-ваемыми низшими людьми это самый христианский и преисполненный сочувствия народ».

Всячески восхваляя расовую политику португальцев, идейные оруженосцы колониализма стараются доказать, будто португальцы всегда отличались от других колонизаторов своей расовой терпимостью, умением приспособиться к чуждой им среде.

Так, например, официальный историограф Алмада Негрейруш писал о португальцах: «Это народ в сущности романский или „латинский“ — а римляне, как известно, были самыми великими ассимиляторами из всех народов всех времен. Можно только удивляться, как в условиях той эпохи португальцы могли получить столь ясное, верное и практическое понятие о способе, которым можно цивилизовать народы, подчиненные их господству, не забывая при этом своих собственных материальных интересов» [349].

Эти концепции португальских историков развивают их буржуазные коллеги в западных странах. Так, ответственный секретарь Центра стратегических исследований Д. Эбшайр пишет в книге «Португальская Африка»: «Португальцы обнаруживали терпимость, способность к сосуществованию с африканцами и желание принять их, что редко делали другие европейцы… Тенденции к сосуществованию, может быть, отражают их собственное древнее расовое смешение, не полностью европейское. Они также отражают характеристики португальцев в Африке: желание договориться и идти на компромисс, иногда граничащее со слабостью» [368, с. 103].

Созданная и романтизированная буржуазной историографией легенда о лузо-тропикализме является одной из самых хитроумных и вредоносных легенд, которые когда-либо были пущены в оборот и взяты на идеологическое вооружение адептами колониализма за всю его многовековую и кровавую историю.

Убедительная критика теории Ж. Фрейре, разоблачающая ее вредоносную сущность, была дана известным ангольским общественным деятелем Марио-де Андраде в статье «Что такое лузо-тропикализм?». Вскрывая полную научную несостоятельность этой теории, в основе которой лежат мистификация и мифотворчество, М.-де Андраде пишет: «Фрейре упускает существо колониального вопроса. Его понимание лузитанской культуры очень просто: это весь комплекс типично европейских ценностей, перенесеяных и пересаженных колонизаторами, — нравы, привычки, вера, а также техника, короче: стиль жизни.

Какое гармоничное и сердечное участие в этом культурном идеализме, в этой мистификации может принимать Африка под португальским господством, где туземные культуры систематически разрушались жестокой политикой ассимиляции? Люди там детрибализованы, все население подвергается принудительному труду» [207, с. 28—29].

Утверждения апологетов португальского колониализма обнаруживают свою несостоятельность при первой же попытке проверить их достоверность в свете исторических фактов.

Несмотря на то что расовая дискриминация не была официально «освящена» законом, она стала обычной практикой в португальских колониях сразу же после их завоевания в XV— XVI вв. Английский историк К. Боксер, специально исследовав-ший вопрос о межрасовых отношениях в португальской империи, справедливо писал: «Современные португальские писатели, которые утверждают, что их соотечественники никогда не имели какого-либо чувства цветного предрассудка и не проявляли дискриминации против африканских негров, странным образом игнорируют очевидный факт, что одна раса не может система-тически порабощать представителей другой в большом масштабе в течение трех веков, не приобретя сознательного или бессознательного чувства расового превосходства. Это было одинаково справедливо и в Восточной и в Западной Африке, и если слова „негр“ и «кафр» не обязательно имеют унизительный оттенок, то они, конечно, очень часто подразумевали его, точно так же как такой оттенок в английском языке имели (и имеют) слова «ниггер» и «каффир“» [238, с. 56].

Португальские колонизаторы широко применяли дискриминацию в отношении завоеванных народов не по признаку их религиозной принадлежности, а именно по признаку цвета их кожи. Среди европейцев было широко распространено мнение, что «цветные» — это неполноценные существа, которых нельзя считать людьми в полном смысле этого слова.

Идея о «неполноценности» африканской расы тогда уже получила в Европе всеобщее признание. Кавацци писал в 1687 г. об африканцах как о «людях, скорее подобных животным, чем разумных». Эта точка зрения разделялась в то время почти всеми европейцами. Даже великий португальский поэт Камоэнс, один из просвещеннейших людей своего времени, называл африканцев «порочными и жадными дикарями» [цит. по: 268, с. 95]. Значительно позднее известный колониальный администратор Антониу Энее писал: «Я не считаю, что негр должен быть истреблен из-за необходимости экспансии белой расы, но, возможно, я верю в его более низкую естественную сущность».

Как признает Д. Эбшайр, для португальцев было характерно представление о себе как об «избранном» народе, стоящем выше других наций. «Такие идеи превосходства использовались в свое время как моральное оправдание работорговли и заменившей ее позднее системы труда по контракту в Португальской Африке».

Даже документы, цитируемые многими португальскими историками как доказательство отсутствия расового предрассудка, при более внимательном изучении, как это правильно подметил Э. Мондлане, обнаруживают признаки явно враждебного отношения к «цветным» [343, с. 37]. «Вопрос о равенстве мог возникать только применительно к туземцам, которые сделали какое-либо усилие, чтобы принять португальские привычки. Упоминания же об африканцах в контексте их собственного общества повсюду полны презрения или по меньшей мере жалости: „естественная простота народа этого континента“. Всегда подразумевается, что португальцы, естественно, выше народа, который они покорили, и что он может надеяться на какое-либо равенство, лишь став «португальским». В то же время роль завоевателей описывается как «справедливая, гуманная и цивилизаторская». Это политика ассимиляции, лежащая в основе португальских претензий на «нерасизм“. Эта теория состоит в том, что каждый житель португальской империи имеет возможность абсорбировать португальскую цивилизацию и что, если он сделает это, он затем будет принят на равных условиях с теми, кто родились португальцами, независимо от цвета кожи или происхождения» [там же].

«Что определенно, — пишет К. Боксер, — так это то, что расовая дискриминация в пользу родившихся в Европе португальцев, если и не всегда принималась в теории, была широко и постоянно применяема на практике огромным большинством заморских вице-королей и губернаторов. Переписка сменявших друг друга в Гоа вице-королей полна жалоб на реальную или подразумеваемую физическую и моральную неполноценность метисов по сравнению с европейскими уроженцами и потомками португальцев. На высшие военные и административные посты, а также на высшие церковные должности назначались белые португальцы, а метисы и люди смешанного происхождения должны были играть второстепенную роль» [238, с. 71].

Апологеты португальского колониализма обычно аргументируют тезис об органически присущем португальцам умении приспосабливаться к чуждой социальной среде и об отсутствии у них «цветного предрассудка» ссылками на большое количество смешанных браков в колониях в XVI—XIX вв.

Действительно, в португальских колониях в Африке часто имели место браки между португальцами и африканцами. Но причину этого явления надо искать не в отсутствии у португальцев «цветного предрассудка», а в отсутствии белых женщин в африканских колониях.

После того как в 1595 г. в Анголу были доставлены 12 белых женщин, не предпринималось дальнейших попыток поощрить женскую иммиграцию. Часто преступники, ссылавшиеся «на вечное поселение» в Африку и составлявшие значительную часть белого населения колоний, привозили с собой жен — девушек из сиротских домов и реформатских школ, на которых они женились перед отплытием из Европы. Из-за тяжелых климатических условий белые женщины в очень малом числе ехали в Анголу и совсем не ехали в Бенгелу, где их не было почти в течение 200 лет. Белых женщин не хватало и в колониальной Бразилии, но там их все-таки было гораздо больше, чем когда-либо в Анголе, Мозамбике или в «португальской» Индии. Большинство женщин, не побоявшихся трудностей жизни в Африке, умирали через несколько лет после прибытия, обычно при родах.

В официальной корреспонденции XVI—XVII вв. часто встречаются упоминания о малом числе белых женщин в колониях. Так, в феврале 1635 г. король писал вице-королю: «Говорят, что в Мономотапе и на реках существует гораздо бо`льшая нехватка женщин, на которых могли бы жениться жители, чем мужчин» [137, т. IV, с. 249].

Путешественники, посетившие Мозамбик в XVIII—XIX вв., постоянно отмечали почти полное отсутствие белых женщин. В 1887 г. в Лоренсу-Маркише были только две женщины-португалки [281, с. 81]. Известный хронист Оливейра Кадорнегз свидетельствовал, что солдаты гарнизона и другие европейцы часто вступали в связи с черными женщинами из-за нехватки белых женщин, «в результате чего имеется много мулатов и цветных» [цит. по: 238, с. 30].

Комментируя это важное замечание Кадорнеги, Боксер пишет: «Другим результатом сосредоточения португальских усилий на работорговле было укоренившееся убеждение, что негр может быть законно порабощен и что поэтому он бесспорно низшее существо по сравнению с белым человеком. Мужчина-португалец мог легко вступить в брак с негритянкой по закону или свободно, а ввиду крайней нехватки белых женщин в Анголе он бывал почти вынужден жениться (если он вообще женился) на мулатке или (реже) на негритянке. Но из этой готовности жениться на цветной женщине еще не следует, что мужчина-португалец не имел расового предрассудка, как часто утверждают современные апологеты. Бывали, конечно, отдельные исключения, но превалирующим социальным эталоном было… сознание белого превосходства. Капитан Антониу-де Оливейра Кадорнега, который прожил в Анголе более 40 лет, в этом отношении более надежный авторитет, чем доктор Антониу-де Оливейра-Салазар, который никогда не ступал на землю Африки» [238, с. 40]. Заслуживает внимания то обстоятельство, что многие представители правящего класса (в том числе Кадорнега) высказывали осуждение в адрес тех португальцев, которые «смешивались» с цветными.

Как видно из документов, королевская власть не поощряла смешанных браков и даже решительно противилась им. К концу XVII в. был законодательно установлен порядок, согласно которому земельные держания (празу) переходили к старшей дочери и сохранялись за нею только при условии ее брака с белым мужчиной, родившимся в Португалии. Этот закон, сви-детельствующий о том, что португальские власти противились расовому смешению с помощью законодательных мер, может служить аргументом, опровергающим утверждения об отсутствии расового барьера в португальских колониях.

В то же время смешанные браки в условиях отсутствия возможностей браков в пределах одной расовой группы никак не могут быть аргументом в пользу теории «расового равенства». К тому же, как видно из многочисленных свидетельств современников, эти браки были, как правило, фактическими, а не юридическими, причем с «цветными» женами чаще всего обращались как со служанками или рабынями.

Таким образом, смешанные браки, на которые так любят ссылаться теоретики лузо-тропикализма, на деле были не результатом отсутствия у португальцев «цветного предрассудка», а вынужденной необходимостью, продуктом конкретной исторической ситуации, созданной отсутствием белых женщин.

Кроме того, следует учитывать, что смешение шло отнюдь не столь быстрыми темпами и не в столь широких масштабах, как это изображает буржуазная статистика.

Португальские официальные издания периода фашизма имели тенденцию преувеличивать численность и удельный вес мулатов среди населения португальских колоний. В начале 70-х годов в Анголе европейцы составляли около 4%, мулаты — немногим более 1 и африканцы — 95% населения. В Мозамбике мулаты составляли только 0,5% населения (в то время как в ЮАР на них приходится 8,5% населения).

Эта демографическая картина резко контрастирует с положением в Бразилии, где мулаты составляют четверть населения. Причины этого различия заключаются в том, что в Бразилию португальцы (особенно женщины) ехали более охотно, чем в Африку. Вплоть до конца XIX в. португальцам не удавалось колонизировать внутренние районы Анголы и они жили по преимуществу в прибрежной полосе, в то время как в Бразилии они почти сразу же проникли в глубинные районы.

Немаловажная причина заключается, по-видимому, и в том, что в Бразилии африканцы всегда были на положении рабов, находившихся в полной зависимости от белых хозяев, в то время как в Африке доминировали африканские племенные и государственные структуры, члены которых были связаны определенными племенными и другими узами и имели не только эндогамные тенденции, но и возможности отстаивать их, как и свои права на жизнь и свободу. Влияние традиционного африканского общества особенно там, где существовали высокоразвитые политические структуры, было столь сильно, что иногда португальцы воспринимали африканскую культуру [368, с. 101]. Это случилось, в частности, в Мозамбике, где было сильно влияние Мономотапы. Больше всего мулатов появилось там, где был относительно выше процент белого населения и где не существовало развитых африканских политических структур.

В силу сложившихся исторических условий классовая дифференциация в португальских колониях в известной мере совпадала с расовой. Две расы, составлявшие население африканских колоний, находились по отношению друг к другу в состоянии не только расового, но и классового антагонизма. Белые и цветные противостояли друг другу как угнетатели и угнетенные, как эксплуататоры и эксплуатируемые; классовые различия обретали как бы вполне осязаемое материальное воплощение в различии цвета кожи.

Португальские колонизаторы, воспроизведя в своих колониях тяжелейшие формы рабства и феодальной эксплуатации, разделили европейцев и африканцев на два противоположных социальных полюса. Но классовый водораздел колониального общества искусственно маскировался и выступал на поверхности в виде сложной системы расовых и сословных различий.

Результатом того, что португальские колонизаторы подчинили всю экономическую жизнь африканских колоний работорговле, было появление немногочисленного, но экономически и политически могущественного класса белых собственников, имевших огромные земельные участки (донатарии, празейруш), возделываемые с помощью труда рабов и крестьян-издольщиков.

На вершине социальной лестницы в колониях стояли португальцы — уроженцы метрополии (reinoes), монополизировавшие всю высшую административную, религиозную и военную власть. Уроженцы метрополии составляли основную массу не только высших чиновников, офицерства и духовенства, но также и торговой буржуазии и работорговцев. Полные дворянской спеси, а также сословных и расовых предрассудков, кичащиеся древностью своих родов, уроженцы Португалии рассматривали себя как представителей «высшей расы».

На ступеньку ниже на колониальной социальной лестнице стояли мулаты — потомки белых и африканцев. Как правило, они составляли промежуточные прослойки населения — мелких торговцев, посредников в работорговле, ремесленников, низшее офицерство и низшее духовенство, но некоторым из них удавалось нажить крупные состояния или занять высокое положение в армии, церкви и в работорговле.

Особенно много мулатов проживало на островах Зеленого Мыса, Сан-Томе и Принсипи. Это было связано с тем, что, когда эти острова были открыты португальцами, они были необитаемы. Их население образовалось путем смешения европейских колонистов с африканскими рабами, ввозимыми туда в большом количестве с материка. Острова Сантьягу (острова Зеленого Мыса) и Сан-Томе в течение долгого времени служили своего рода складами «живого товара», где собирали рабов с Верхнегвинейского побережья и где они ожидали в специальных помещениях отправки в Южную Америку. Ввиду отсутствия белых женщин португальцы и мулаты часто женились на рабынях-африканках, в результате чего появилось население с преобладающим мулатским элементом. Многие мулаты переезжали с островов на Верхне- и Нижнегвинейское побережья, где занимались торговлей рабами, золотом и слоновой костью. «В течение последующих веков, — пишет К. Боксер, — расовая амальгама на островах стала полной, причем негритянский элемент стал преобладающим в физическом, а португальский — в культурном облике» [238, с. 14]. В процессе смешения португальцев с африканцами возник своеобразный диалект креоло — смесь старопортугальского языка и различных африканских наречий, на котором и поныне говорит население островов Зеленого Мыса и Гвинеи-Бисау.

Вся общественная жизнь в колониях была настолько пропитана расовыми предрассудками, что мулаты, презираемые белыми, сами, в свою очередь, с презрением и свысока относились к чистокровным африканцам. Проживший долгие годы в Анголе итальянский миссионер-капуцин Джироламо писал в 1691 г. о мулатах: «Они смертельно ненавидят негров, даже своих собственных матерей, родивших их, и делают все возможное, чтобы сравняться с белыми, что им не позволяют, поскольку им не разрешают даже сидеть в присутствии белых» [63, т. 1, с. 739].

Что же касается отношения белых португальцев к мулатам, то о нем можно судить по тем дискуссиям, которые велись на протяжении трех веков по вопросу о формировании туземного духовенства. В 1518 г. папа римский Лев X по настоянию португальского короля Мануэла, рассчитывавшего укрепить свое влияние в Конго с помощью туземного духовенства, возвел в сан епископа Утики конголезца Энрике — сына короля Конго Аффонсу I [170, с. 76—77].

Однако в дальнейшем этот прецедент не имел повторения в течение нескольких веков, хотя папское бреве в том же году уполномочило португальских епископов «посвящать в духовный сан эфиопов, индийцев и африканцев», которые смогут достичь образовательного и морального стандартов, требуемых для служителей культа [50, т. I, с. 421—422].

Хотя с начала XVI в. в Анголе, а также на островах Зеленого Мыса и Сан-Томе мулаты и (реже) чистокровные африканцы время от времени занимали высокие должности в церковной иерархии, однако такого рода назначения всегда вызы-вали очень резкие возражения со стороны многих светских и духовных функционеров. Особенно яростно выступали с такой критикой проживавшие в Анголе и Конго в XVII— XVIII вв. итальянские миссионеры-капуцины, которые выражали свое не-довольство и возмущение возведением в духовный сан мулатов и африканцев [238, с. 34].

Еще ниже, чем мулатов, было положение индийцев и других азиатов. Насколько можно судить по документам, социально-правовой статус индийцев был близок к статусу «новых христиан» (крещеных евреев), которые были, по сути дела, лишены всех гражданских прав.

Результатом португальской колонизации было появление большого слоя детрибализованных африканцев, включенных в колониальную социальную структуру. Эти свободные африканцы служили мелкими клерками, проводниками, солдатами, а также носильщиками, надсмотрщиками, посредниками и помощниками работорговцев. Но самым тяжелым было положение африканцев-рабов, стоявших на самых нижних ступенях общественной лестницы.

Такая социальная структура сложилась в зоне, находившейся под непосредственным португальским политическим и военным контролем. Но эта зона вплоть до начала XX в. ограничивалась в основном прибрежными районами, главным образом-городами и фортами, ни один из которых не был удален от побережья более чем на 200 миль. На остальной территории (в глубинных районах) сохранялась родо-племенная общественная организация и португальское влияние либо отсутствовало, либо было ничтожным (в Анголе исключение составляли дембо, ам-буэла и некоторые другие племена).