Africa Tur → Уганда → Книги и материалы об Уганде → Н. А. Ксенофонтова, Ю. В. Луконин, В. П. Панкратьев. ИСТОРИЯ УГАНДЫ в новое и новейшее время → Проникновение арабов и влияние арабо-суахилийской торговли на развитие обществ Северного Межозерья

Проникновение арабов и влияние арабо-суахилийской торговли на развитие обществ Северного Межозерья

Характерная особенность государственных образований Северного Межозерья в течение долгого исторического периода состояла в их изолированности от других обществ и государств Восточной и Тропической Африки. Почти до конца XVIII в. существовавшие там торговые пути «замыкались в автономную систему, не имеющую выхода в другие районы Африки» [189, с. 149]. Долгое время обмен носил натуральный характер и представлял собой перераспределение недостающих продуктов или предметов между отдельными народами и общинами. Причем не все жители и районы в равной степени нуждались в регулярности и интенсивности подобных контактов вследствие неодинаковых возможностей в развитии производства, в реализации прибавочного продукта и имеющихся природных богатств. Основным партнером в системе обмена являлась более развитая Буганда. Со всего Межозерья группы носильщиков по многочисленным дорогам несли соль и медь из Торо и Нкоре, железо из Будды и Буньоро, скот, кожи и керамику из других районов. Объектами торговли были материя из луба, сушеная рыба, бананы, кофе, чай, орудия труда [141, с. 291; 146, т. 2, с. 1814; с. 39, 456]. Источники свидетельствуют о перевозке товаром па лодках к южным и восточным берегам оз. Виктория в первой половине XIX в. при кабаке Суне II. Роль денег выполняли железные мотыги, скот, в небольших количествах раковины каури, проникшие с восточноафриканского побережья, и изготовляемые в Буганде позднего периода диски из слоновой кости — санга [167, с. 269, 257; 435, 1972, № 4, с. 448— 449)].

Но никогда предметом купли-продажи не были люди, несмотря на существование незначительного слоя рабов, эксплуатация и социальное положение которых носили в основном патриархальный характер. Причины этого кроются в том, что главным источником пополнения контингента рабов были только военные захваты, а экономическая необходимость использования подневольного и дополнительного труда пленных в хозяйстве не была минимальной [167, с. 14; 188, с. 20—21; 320, с. 95]. Соплеменники-мужчины служили в основном в качестве слуг при дворах кабаки, омукамы, омугабе и других представителей управленческой знати. Рабство в Буганде и во многих других обществах Северного Межозерья было по преимуществу «женским». Пленницы становились женами свободных и вместе с родившимися от этих браков детьми обладали теми же правами, что и все члены данного общества [167, с. 14, 415].

Однако всем этим установившимся традициям суждено было претерпеть существенные изменения, начало которым было положено в первой половине XIX в. проникновением в Межозерье арабо-суахилийских купцов, сумевших прорвать преграду, изолировавшую в течение многих столетий этот регион от внешних плияний.

Еще в VII—VIII вв. на восточном побережье континента возникли первые арабские поселения, а в X в.— крупные торговые города Килва, Момбаса, Пате, Малинди и другие, которые п XVIII в. вошли в состав Занзибарского султаната, ставшего крупнейшим центром торговли в Индийском океане. Одной из основных статей дохода арабских феодалов была работорговля, которая приобрела особый размах при султане Сеиде Саиде бнн Султане (1804—1856) и его преемниках. Рабов, добытых арабскими и суахилийскими купцами из внутренних районов Африки, поставляли в различные азиатские государства [267, с. 203]. Как отмечает С. Ю. Абрамова, «в отличие от западноафриканского побережья, работорговля на экспорт существовала в Восточной Африке до появления там европейцев… Вероятно, в целом… в Восточной Африке вывоз рабов в страны Востока превышал вывоз невольников в колонии Нового Света» [173, с. 33].

Задолго до прихода в этот район континента колонизаторов арабские и суахилийские купцы, африканские торговцы (в основном ваяо, вакамба и ваньямвези) проложили для невольничьих караванов постоянные маршруты к рынкам, расположенным на побережье. Несколько таких путей было направлено в сторону Великих озер, в частности к оз. Виктория, которое они охватывали как с северо-восточной, так и с юго-западной стороны 1[254, с. 91—97; 401, с. 216—219].

Буганда стала первым государством на территории современной Уганды, куда проникли иноземные купцы. Это случилось в 1844 г. Арабы и суахили назвали страну Угандой и распространили это название на соседние с ней районы. Как отмечает Э. С. Годинер, «в этой аберрации, унаследованной европейцами и закрепленной впоследствии в названии британского протектората, была, однако, своя логика… В известном смысле первые свидетельства были не столь уже и далеки от истины, определяя как нечто „угандское“ многие периферийные по отношению к собственно Буганде области Межозерья, ибо багаида издавна играли важную, а с XVII—XIX вв. ведущую роль в этническом и социально-политическом развитии региона» Г190, 1979, № 9, с. 275].

Пришельцев благосклонно приняли при дворе кабаки Суны II, поселили в особом квартале столицы и позволили вести торговые операции, но при соблюдении определенных условий. Прежде всего им запретили торговать с другими областями Межозерья, особенно с вечными соперниками баганда — баньоро. В результате Нкоре, Торо и другие политические объединения остались в стороне от контактов с арабо-суахилийской цивилизацией, туда не проникла и работорговля. В Буньоро купцам удалось попасть только в 70-е годы XIX в., но они не смогли завоевать там прочных позиций [401, с. 230].

Несмотря на эти ограничения, арабы и суахили получали от торговли с Бугандой огромные прибыли. В 1869 г. в Менго был аккредитован специальный представитель занзибарского султана, который осуществлял руководство всеми торговыми операциями [401, с. 231]. Кабака и его окружение получали дорогие ткани, предметы роскоши, а главное — огнестрельное оружие. В обмен иноземцы требовали медь, слоновую кость и рабов. Вскоре не только верхушка общества, но и рядовые баганда ощутили выгоду от торговли. Но необходимые для обмена с арабами товары можно было получить только двумя путями: либо путем активизации внутренней торговли, либо путем военных набегов на соседние народы и государства.

Первый путь стимулировал экономические связи между различными обществами Межозерья, между ними и другими народами Восточной Африки. Укрепление этих связей способствовало превращению меновой торговли в денежную, к появлению новых ее эквивалентов (завезенные арабами бусы-нсинда и связки раковин каури-нсимби) и рынков [167, с. 456—457; 479, 1956, т. 20, № 1, с. 20—21]. Происходил полезный для всех сторон обмен информацией, достижениями в области материальной и духовной культуры.

Второй путь — нескончаемые набеги с целью заполучить как можно больше военнопленных, чтобы продать их арабам, — обострил политическую обстановку в Межозерье и превращал жизнь многих народностей в настоящее бедствие. По караванным дорогам невольников перегоняли партиями до 300—400 человек к побережью Индийского океана [170, т. 1, с. 280—281].

Изменилось внутри общества баганда и само отношение к пленникам, так как рабы приобрели товарную ценность. Так, за одною мужчину можно было получить одну корову, а за женщину — от четырех до пяти животных [167, с. 456]. Как свидетельствовали очевидцы, в Буганде с середины XIX в. начал формироваться рабовладельческий уклад.

Приход арабо-суахилийских торговцев внес некоторые изменения в духовную и культурную жизнь страны. Они начали пропандировать среди местного населения ислам. Приверженцы нашлись в основном среди бугандской знати, образовавшей при диоре кабаки религиозно-политическую группировку. В 60-х годах XIX в. в Буганде появились первые мечети, кабака Мутеса I соблюдал рамадан и следовал мусульманскому календарю [401, с. 231].

Таким образом, к моменту появления европейцев в Межозерье его жители уже имели некоторый опыт контактов с иноземцами, а по караванным маршрутам, проложенным арабами, суахили и африканскими торговцами, несколько десятилетий спустя прошли колонизаторы-европейцы.