Уганда | Книги и материалы об Уганде | Н. А. Ксенофонтова, Ю. В. Луконин, В. П. Панкратьев. ИСТОРИЯ УГАНДЫ в новое и новейшее время | Эволюция режима управления протектората

Туры по Уганде:

ВСЯ УГАНДА ЗА 12 ДНЕЙ
Горные гориллы, горные озера, рафтинг по Нилу и много животных

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ И РУАНДЕ
В поисках маленьких людей и больших обезьян

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ И КЕНИИ
С отдыхом на Индийском Океане

УГАНДА, КЕНИЯ И ТАНЗАНИЯ
Путешествие по Восточной Африке и отдых на Занзибаре

Africa Tur Уганда Книги и материалы об Уганде Н. А. Ксенофонтова, Ю. В. Луконин, В. П. Панкратьев. ИСТОРИЯ УГАНДЫ в новое и новейшее время Эволюция режима управления протектората

Эволюция режима управления протектората

Осуществлявшийся в 1894—1919 гг. принцип «косвенного управления» не был застывшей догмой. Он эволюционировал в зависимости от новых задач и менявшихся условий как внутри Уганды, так и на международной арене.

В 1894-—1919 гг., когда позиции колонизаторов в Уганде были еще непрочными, «косвенное управление» опиралось на помощь традиционных властей (там, где они существовали в доколониальные времена) или лояльных людей, подобранных в государствах, имевших централизованную администрацию. Так, баганда назначались старшими вождями в одни области (Буньоро, Анколе, Торо, Бусога, Бугису, Кигези, Тесо), а баньоро в другие (Ачоли, Ланго, Западный Нил) [274, с. 84, 107, 158, 262, 285]. Это были агенты-администраторы, которые проводили политический курс своих хозяев. После первой мировой войны ситуация изменилась. Капитал метрополии, усиливший эксплуатацию Уганды требовал введения более строгого контроля над местными африканскими делами, более усовершенствованной администрации. Вмешательство властей протектората во внутренние дела туземных» органов власти постепенно расширялось [323, с. 127] и управление становилось более прямым [342, с. 125]. Комиссары районов контролировали и направляли чуть ли не всю повседневную работу вождей и местных органов.

Верховная ответственность за Уганду лежала па правительстве Англии. Большинство вопросов решало министерство колоний, обычно принимавшее предложения и проекты администрации протектората. Министр колоний был ответствен перед палатой общин. Как же палата контролировала деятельность его ведомства? Вот мнение английского буржуазного юриста Г. Морриса: «В годы до второй мировой войны парламент в общем проявлял подозрительно малый интерес к колониальной администрации» [335, с. 5].

Губернатор Уганды подчинялся министру колоний. Он был представителем английского монарха и главой исполнительной власти. В первом качестве он был выше критики, во втором — в одном лице одновременно автором и исполнителем собственной политики. По словам английской публицистки Э. Хэксли, колониальные губернаторы обладали «божественным правом» королей (цит. по [335, с. 7]). Создание в июне 1920 г. исполнительного и законодательного советов практически не ограничило полномочий губернатора ([298, с. 173]. Правда, инструкция английского правительства обязывала его консультироваться с исполнительным советом в случае чрезвычайных обстоятельств [297, с. 31]. Но она же давала ему право определять, когда следует и когда не следует советоваться с этим органом. Роль губернатора еще больше усилилась, когда он в законодательном совете занял кресло председателя. В этом качестве он имел право не только первого голоса, но и голоса, дававшего перевес, когда мнения делились поровну.

Подлинными хозяевами районов были комиссары — непосредственные проводники политики администрации протектората. Главные обязанности их состояли в поддержании закона и порядка, в регулярном сборе налогов. Методы их работы указывают, что «косвенное управление» содержало в себе немало элементов прямого управления. Африканские власти, поставленные под жесткий контроль, играли, по существу, роль простых исполнителей. Позже губернатор Ч. Дэндас признавал, что комиссары районов фактически подменяли «туземные власти» (см. [335, с. 30]).

До первой мировой войны во всех районах протектората, кроме Карамоджи, была введена бугандская модель африканского управления. Всюду, даже в Буганде, преобладал принцип назначения вождей. В одних районах до 20-х годов, в других — до 30-х посты вождей саза и частично гомболола занимали выходцы из верхушки Буганды [335, с. 28—29]. Во многих гомболола и мирука вождями обычно назначались главы родственных групп или лица, облеченные какой-то традиционной властью. Но при них долгое время в качестве наставников состояли все те же баганда.

В 20-е годы колонизаторы начали набирать вождей среди людей, получивших образование и уже имевших опыт работы в административных учреждениях протектората (в качестве клерков, переводчиков). Процесс этот постепенно набирал силу. Например, в 1925 г. в Анколе из десяти крупных вождей только один был выходцем из традиционной знати и занимал пост на правах наследования [335, с. 29]. Решающую роль в подборе кандидатов на пост, в продвижении или смещении их играли комиссары районов.

В 1920 г. структура колониального управления пополнилась двумя новыми органами: законодательным и исполнительным советами [253, с. 161—170]. Последний состоял только из официальных членов [298, с. 173]. В законодательный совет входили как официальные, так и неофициальные члены [297, с. 30]. Официальными автоматически становились члены исполнительного совета. Губернатор установил численный перевес, неофициальных представителей европейской общины над представителями азиатской (2:1). С самого начала не предполагалось включение в совет представителей коренного населения. Власти решили, что его интересы будут «защищать» официальные члены. Таким образом, в основу формирования законодательного совета был положен расистский принцип.

В 1921—1958 гг. законодательный совет даже отдаленно не походил на представительный орган. Всех его членов (в том числе неофициальных) назначал губернатор: кандидатов он выбирал из лиц, предлагавшихся лидерами двух общин. Европейские неофициальные члены обычно представляли палату торговли и ассоциацию плантаторов.

Все законопроекты, как правило, разрабатывали центральные исполнительные органы. Их прохождение через законодательный совет было формальным. Серьезных дебатов не велось.

Постепенно в каждом районе протектората (Анколе, Буганда, Буньоро, Торо, Бусога, Кигези, Ланго) сформировалась сложная структура местной администрации, которая включала иерархию вождей и советов, казну, судебную систему. С самого начала колонизаторы стремились к тому, чтобы юрисдикция этой администрации совпадала с племенными границами. Они проводили курс на возведение юридических и политических барьеров между народами Уганды, осуществляя принцип «разделяй и властвуй» [253, с. 43]. Советы, как правило, состояли из вождей, т. е. из лиц, почти целиком зависевших от колониальных администраторов. Эта зависимость усилилась после того, как колонизаторы начиная с 1920 г. стали переводить вождей на твердые ставки жалованья.

По мере «освоения» Уганды старые институты наполнялись новым содержанием, к ним предъявлялись современные требования. Вожди, например, должны были не только уметь читать и писать, но и обладать специальными навыками: вести переписку с инстанциями по самым различным вопросам, ежегодно представлять отчеты, руководить строительством дорог, внедрением товарных и экспортных культур [315, с. 209]. Чтобы выполнять такую работу, требовался вождь новой формации. Поэтому даже ограниченная децентрализация, характерная для первых лет «косвенного управления», уступала место централизации [315, с. 208—219]. Колониальный аппарат все меньше считался с африканскими традициями в формировании местных властей.

Насаждение в Уганде элементов капитализма ускорило формирование новых социальных сил — лиц наемного труда, образованной прослойки, торговцев, предпринимателей. Эти силы уже не вписывались в рамки традиционного общества, институты которого «косвенное управление» призвано было охранять. Они были противниками традиционных институтов, служивших интересам феодальной и полуфеодальной иерархии, а значит, и целям «косвенного управления».