Africa Tur → Уганда → Книги и материалы об Уганде → Н. А. Ксенофонтова, Ю. В. Луконин, В. П. Панкратьев. ИСТОРИЯ УГАНДЫ в новое и новейшее время → Социальные сдвиги в африканском обществе

Социальные сдвиги в африканском обществе

Привнесенные колонизаторами в африканское общество два важных фактора (создание частного землевладения и внедрение экспортных культур) оказали заметное влияние на социальное и экономическое развитие Уганды.

Общинники, оказавшиеся на территории частного имения, были поставлены в положение бесправных арендаторов. Они выполняли в пользу владельца повинности (трудовые, в денежной и натуральной форме). Эти повинности увеличивались по мере расширения производства экспортных и товарных культур. Обезземеливание общинников, однако, привело к возникновению в бугандской деревне новой ситуации: непосредственный производитель теперь лично не подчинялся землевладельцу. Прежние отношения личной зависимости постепенно трансформировались в отношения землевладелец—арендатор, носившие уже в основном экономический характер. И повинности и поборы являлись проявлением произвола, с которым временно мирились арендаторы и на который пока закрывали глаза колониальные власти.

Если на частных участках в Буганде, Анколе, Торо, Бусоге крестьяне стали арендаторами у владельцев, то на землях короны арендаторами у колониального государства. Арендаторы на этих землях платили только налоги. Их положение было легче, чем у арендаторов в частных имениях. Официальная комиссия в 1925 г. отмечала, что землевладелец забирал у арендатора треть урожая. В 1926 г. губернатор писал министру колоний, что чрезмерные поборы землевладельцев грозили сокращением производства экспортных культур [323, с. 122].

Колонизаторы различными средствами (в том числе законодательными) удерживали крестьянина в узких рамках производства сельскохозяйственного сырья. Они не разрешали ему осуществлять первичную обработку собственной продукции (доводить хлопок и кофе до экспортной кондиции), самому сбывать обработанные продукты, чтобы получать более высокую цену. Все это делалось под предлогом необходимости «оберегать» африканцев от риска, связанного с включением в капиталистическое производство.

Однако крестьяне (в первую очередь в Буганде) не желали мириться с произволом землевладельцев. Они выдвинули требования: ограничить эксплуатацию со стороны землевладельцев; восстановить права крестьян на общинные земли; юридически закрепить за ними участки, которые они обрабатывали. Крестьянское движение стало приобретать организованные формы. Крестьяне поддерживали Ассоциацию батака, основанную в 1921 г., которая выступила в роли выразителя интересов родовых старейшин и крестьян-общинников [323, с. 123—124; 386, с. 104; 394. с. 70]. Надвигался социальный взрыв, и колопизаторам пришлось вмешаться в отношения между частными землевладельцами и арендаторами.

Этому решению способствовали и другие факторы. Во-первых, власть метрополии над Угандой укрепилась и колониальные власти уже меньше зависели от поддержки бугандской верхушки. Во-вторых, «освобождая» крестьян от эксплуатации феодалов и избавляя их от феодальных пут, колонизаторы создавали у них заинтересованность в результатах производства. Перед английским капиталом открывалась возможность для прямого, «цивилизованного» ограбления непосредственных производителей [342, с. 18].

Власти протектората, конечно, не намеревались ослаблять свое партнерство с господствующим классом Буганды [394, с. 70]. В главном вопросе — вопросе о земле — они твердо стояли и а его стороне. Были отвергнуты требования крестьян и батака вернуть общинные земли, захваченные крупными вождями. Колонизаторы согласились лишь регламентировать эксплуатацию крестьян землевладельцами и таким образом сбить волну крестьянского недовольства. Этим целям и служил закон о бусулу и энвуджо, вступивший в силу 1 января 1928 г. [337, с. 20—21; 46—68; 384, с. 25; 394, с. 72—77].

Закон 1928 г. зафиксировал право крестьянина на постоянную аренду участка. Землевладелец мог согнать крестьянина, если тот оставлял участок заброшенным более шести месяцев, не платил вовремя ренту. Закон ввел два вида ренты, выплачиваемой арендатором хозяину: бусулу — за право поселиться на участке и обрабатывать его; эпвуджо — за право выращивать товарные и экспортные культуры. Бусулу был равен 10 шилл. в. год (шиллинг заменил рупию после мировой войны), а энвуджо— 4 шилл. с каждого акра (0,4 га). Последнюю ренту арендатор платил, если эти культуры занимали площадь не более разрешенных законом 3 акров (1,2 га). Если участок был больше нормы, то хозяин и арендатор вступали в соглашение о размере ренты со сверхлимитной площади.

Закон 1928 г. имел противоречивый характер. Лишив владельцев абсолютного контроля над своей землей, он превратил их в простых сборщиков ренты. Практически большинство владельцев не могло вести современное хозяйство, так как их имения были раздроблены на участки и заняты постоянными арендаторами.

В не менее сложных условиях оказались арендаторы. С одной стороны, их проживание на участке и его обработка теоретически гарантировались, а с другой — они не имели реальных возможностей улучшать технику и методы производства. Во-первых, арендатор пе был полностью застрахован от того, что хозяин не отберет у него участок. Во-вторых, чтобы вести современное хозяйство, надо было располагать средствами. Личных средств у арендатора не было. Что касается банковского кредита, то его могли получать только частные владельцы.

Возник заколдованный круг: юридические владельцы практически не могли эксплуатировать землю, а арендаторы, лишенные надежных юридических гарантий, не имели и экономических возможностей для ведения современного хозяйства.

Тем не менее закон 1928 г. имел важные последствия: 1) упразднил право землевладельцев на внеэкономическое принуждение крестьян-арендаторов; 2) разрушил узы личной зависимости крестьян от землевладельцев; 3) поставил отношения между землевладельцами и крестьянами на экономическую, договорную основу; 4) юридически зафиксировал право крестьянина на постоянную обработку участка, право, переходившее по наследству; 5) создал личную заинтересованность крестьянина в производстве, так как теперь он работал не только на хозяина, но и на самого себя. С течением времени подобная заинтересованность увеличивалась. Повышение цен на экспортные культуры в 1933—1938 гг., падение курса местной валюты, расширение возможностей для эксплуатации дешевого труда мигрантов-отходников позволили многим предприимчивым арендаторам в сравнительно короткие сроки накопить деньги и купить собственные земельные участки [265, с. 597; 323, с. 120—121]. По мнению ряда ученых, именно в межвоениый период в Буганде начал формироваться аграрный «средний класс» [383, с. 295].

Социальные и экономические процессы охватили и другие области протектората.

Оккупация Буньоро привела к существенным изменениям в местном поземельном праве. Омукама лишился статуса верховного собственника земли. Однако в отличие от кабаки Буганды юн не получил частных имений. Вся территория Буньоро была объявлена землей короны. Тем не менее и здесь появились землевладельцы-баньоро и земельные участки, позже превратившиеся в наследственные держания.

Территория, находившаяся под юрисдикцией вождя, считалась его официальным имением. Вождь сохранил право требовать с населения денежные и другие повинности. В начале XX в. доколониальную дань правителю (бусуру) заменили подушным налогом: каждый взрослый мужчина ежегодно платил 4 шилл. В 1914 г. налог повысили до 7 шилл. [259, с. 169]. Часть собранной суммы налога шла на жалованье вождям. Вождь получал жалованье и денежный доход с официального имения, пока занимал пост. Оставив его, он мог лишиться средств существования. Чтобы обеспечить отставного вождя, ему выделяли земельный участок в пожизненное пользование. Такой участок получал название «кибаиджа» (мн. ч. «бибанджа»). Размер кибанджа зависел от ранга вождя: младший получал участок в 2—3 га, старший — в несколько сот и даже тысяч гектаров. Крестьяне, жившие в кибанджа, должны были платить ренту его владельцу (10 шилл. в год). Позже обладателям бибанджа разрешали передавать их по наследству. Уже в 20—30-е годы отставные вожди рассматривали выделенную им в кормление землю как частное имение.

На первых порах омукама (самый крупный владелец бибанджа) предоставлял бибанджа отставным вождям. Однако вскоре он начал дарить их «достойным» лицам — членам правящей династии, придворным, крупным чиновникам [259, с. 170]. Так, под предлогом заботы об отставных вождях развернулось массовое отчуждение земли. Крестьяне-общипники лишались прав на землю, становились объектом эксплуатации не только колониального государства, но и отдельных лиц. К 1931 г. все лучшие земли Буньоро были заняты либо под официальные имения, либо под бибанджа.

В других районах протектората также происходили изменения, хотя и меньших масштабов, чем в Буганде и Буньоро. Например, в Анколе и Торо колониальные власти вручили небольшой группе сельских жителей «сертификаты о занимании», что означало подтверждение их прав на постоянную аренду участков в частных имениях. В Бусоге в 20-е годы отработки в пользу вождей стали заменяться денежным налогом, а в 30-е годы их отменили окончательно.

Таким образом, в 1918—1930 гг. африканское общество Уганды подверглось серьезным социально-экономическим изменениям. Старые социальные группы распадались, новые нарождались и развивались. Росло имущественное неравенство, обострялись противоречия между различными слоями.