Africa Tur → Справочные материалы → «СТРАНА ЗОЛОТА» - века, культуры, государства → Сахель и Сахара — земледельцы и скотоводы

Сахель и Сахара — земледельцы и скотоводы

Арабские географы были безусловно правы в одном: у африканских народов, живших ко времени первых контактов с мусульманами вдоль южной окраины великой пустыни, уже сложились достаточно развитые традиции хозяйственной деятельности и социальной организации. И возникли эти традиции намного раньше такого контакта. Правда, в Западном Судане новые пришельцы имели дело не с потомками древних гарамантов: здесь жил не тот народ и существовало, так сказать, не то государство (хотя сам по себе вопрос о том, можно ли считать Древнюю Гану государством в полном смысле слова, т.е. политической надстройкой над сложившимся классовым обществом, остается еще очень и очень спорным, и нам еще придется об этом говорить). Но бесспорно, что самое появление Ганы на карте тогдашней Западной Африки было итогом многовекового хозяйственного, культурного и общественного развития. Так же как бесспорно и то, что деятельными участниками этого развития были люди, издавна представлявшие две разные формы хозяйства — земледельческое и скотоводческое.

Отношения между земледельцами и скотоводами далеко не всегда были идиллическими, хватало и столкновений и кровопролития, но объективно они не могли обойтись друг без друга. К тому же, как уже говорилось, климатические условия на границе пустыни и Сахеля не оставались неизменными, а потому продолжалось и постепенное движение жителей Сахары в южном направлении. Так что Сахара вошла неотъемлемой частью в историю западносуданского средневековья. И лучше всего это можно увидеть на западе региона, в нынешней Мавритании.

В центральных областях этой страны — Адраре и Таганте — несколько тысячелетий назад жило многочисленное население, которое вело смешанное земледельческоскотоводческое хозяйство. И там и тут сохранились до наших дней остатки поселений, полей, зернохранилищ. Устная историческая традиция современных обитателей этой части континента связывает их с двумя народами — бафурами и гангара. Причем предание определенно считает бафуров людьми с белым цветом кожи, а гангара — черными.

Большинство современных исследователей склоняются к тому, чтобы первый из этих легендарных народов считать отдаленными предками некоторых берберских групп, и посейчас живущих в оазисах Адрара около современных городов Вадан или Шингетти, когда-то бывших довольно важными этапными пунктами на одном из главных караванных путей между Северной Африкой и Суданом. И, кстати сказать, одним из весомых аргументов в пользу того, чтобы считать бафуров «белыми», служит как раз то, что в этих местах с незапамятных времен возделывается финиковая пальма — культура, типичная именно для берберского населения сахарских оазисов.

Но для нашей книги больший интерес представляют районы, лежащие южнее и носящие теперь названия Тагант, Асаба, Ход. Дело в том, что в последнем из этих трех районов, немного севернее нынешней мавританскомалийской границы, располагалась столица средневековой Ганы — город Кумби, о котором нам еще придется говорить.

В Таганте, Асабе и Ходе все без исключения развалины приписывают народу гангара — предкам современных сонинке. В этом отношении полнейшее единодушие отличает исторические предания как самих сонинке, так и их соседей — кочевниковмавров (в нашей литературе их чаще обозначают как арабов Западной Сахары). Развалины эти состоят из остатков небольших каменных строений, обычно круглых в плане, в исключительных случаях — квадратных. Внутренний диаметр таких строений не превышает 2 м, а высота составляет около 1,70 м; в отдельных случаях над круглыми постройками сохранились остатки купольных покрытий из плоских каменных плит. На гораздо реже встречающихся прямоугольных в плане сооружениях большего размера — иногда 5X2 м — покрытия не сохранились; для них, видимо, использовали дерево.

Эти строения иногда располагаются целыми поселками, окруженными оборонительной стеной, — такие стены всегда служат безошибочным указанием на то, что заметно ухудшился социальнополитический климат: обострились отношения с соседямикочевниками, меньше стало безопасности.

Но, пожалуй, интереснее и красноречивее всего оказываются находки внутри оград: жернова, остатки керамики, шлак от выплавки металла. Иными словами, гангара, если создателями поселений были они, представляли собой оседлый земледельческий народ, знавший производство и обработку железа и гончарство.

Тут стоит, наверное, сделать небольшое пояснение. Мы в Европе привыкли к такой последовательности материалов, из которых изготовлялись орудия труда: камень — медь (точнее, бронза) — железо. Так вот, в Африке металлы осваивались, как правило, в обратной последовательности: сначала железо и только потом медь или бронза. И единственным известным сейчас исключением из этого правила была как раз Мавритания.

В югозападной части страны, около поселка Акжужт, французская исследовательница Ни коль Ламбер открыла в 60х годах развитую металлургию меди; здесь присутствовали все необходимые составные части металлургического производства — рудники, следы добычи руды и ее плавки. Причем Ламбер открыла не только шлаки от плавки, но и остатки плавильной печи с дутьевыми трубками.

Расстояние между Акжужтом и местностями, которые населяли гангара, сравнительно невелико — немногим более тысячи километров. И тем не менее, каким это ни может показаться парадоксальным, влияние недальнего металлургического центра, относящегося примерно к VI—V вв. до н.э., оказалось не ощутимым ни в Таганте, ни в Ходе. Все связи Акжужта как центра производства меди были ориентированы на север, в сторону Марокко. И не случайно мавританский очаг медной металлургии располагался непосредственно у южной оконечности западной «дороги колесниц», о которой мы только что говорили в связи с гарамантами. «Дорога колесниц» напрямую связывала этот очаг с более ранним по времени центром металлургического производства в Южном Марокко. Иначе говоря, можно предполагать, что в район Акжужта эта отрасль производственной деятельности людей пришла из Северной Африки (где последовательность металлов была такой же, как и в Европе).

Предки же создателей Ганы знали уже и выплавку, и использование железа. Быть может, все дело было в хронологии: в Западную Африку железо пришло, видимо, из Средиземноморья не позднее начала второй половины I тысячелетия до н.э. (рождение знаменитой культуры Нок, культуры железного века, в Северной Нигерии датируется V в. до н.э.) и могло появиться в сахельских районах Мавритании и Мали еще до сложения очага медной металлургии в районе Акжужта. К тому же теперь мы достоверно знаем, что не позднее III в. до н.э. выплавка железа и изготовление железных орудий были хорошо известны в междуречье Нигера и его правого притока Бани, где около этого времени возник древнейший городской центр Западного Судана — Дженне.

Но ведь и гангара не были, вероятно, первооткрывателями земледельческого хозяйства в тех местностях, где предстояло несколько столетий спустя сложиться Древней Гане. В те же 60е годы американский археолог Патрик Мансон начал раскопки в Южной Мавритании, в районе скалистого уступа ДарТишит, и обнаружил здесь множество следов существования оседлого земледельческого населения еще в конце II тысячелетия до н.э. Повидимому, поначалу речь шла, собственно, не о регулярном земледельческом хозяйстве, а о постоянном сборе зерен дикорастущих злаков. Лишь позднее обитатели этих мест перешли к сознательному возделыванию отобранных в течение веков растений. Для ранних фаз заселения ДарТишита характерно было и развитое рыболовство: в этом районе сохранилось множество следов существования озер, а в кухонных отбросах — немалое количество рыбьих костей: сухость климата позволила им уцелеть, не в пример органическим остаткам в более южных областях Судана.

Выделенные Мансоном восемь фаз развития культуры обитателей ДарТишита засвидетельствовали нам не просто эволюцию хозяйства ее создателей. Они показывают и то, как менялась жизнь этих людей под влиянием, с одной стороны, изменений климатических, а с другой — вследствие перемещения населения с севера на юг, происходившего в конечном счете из-за этих самых изменений климата, проще говоря — из-за все усиливавшегося высыхания Сахары.

Первоначальные поселения размещались на краях впадин, которые когда-то были озерами, т.е. у самой воды. Они могли быть довольно велики по размерам, а главное — не имели оборонительных оград. Именно в таких поселениях и сохранились следы рыболовства. Постепенно поселения становятся меньше, начинают взбираться на холмы, и вокруг них обязательно возводятся стены. Совершенно очевидно, что, вопервых, гораздо труднее стало с водой (появляются колодцы, причем чем дальше, тем глубже они делаются, возникают и бассейны для сбора дождевой воды), а вовторых, заметно осложнились отношения с соседями: теперь приходилось думать о том, чтобы от них оборониться. Речь явно шла о миграции с севера какихто скотоводческих народов.

К концу неолитической эпохи, в последней фазе развития культуры обитателей ДарТишита, пришедшейся на время между 600 и 300 гг. до н.э. (Мансон назвал ее «фазой Акжинжейр» по названию одного из поселений), археологические материалы свидетельствуют о все нараставшем давлении на ДарТишит какогото народа (или группы народов), знавшего уже железо и, вероятно, рабовладение; скорее всего, это были какието берберские племена. Именно с этим натиском мигрантов с севера связаны были легенды о якобы «белых» основателях Древней Ганы, принесшихде полудиким африканцам Судана свет культуры и государственности.

Такими носителями культуры и государственности считали разные народы — от североафриканских берберов до неких выходцев из Сирии и Палестины, которых будто бы изгнали с их родины римские завоеватели и которым якобы и была обязана своим возникновением Древняя Гана. Препятствием на пути к окончательному утверждению таких концепций служило, правда, то, что арабоязычные авторы в один голос и совершенно однозначно утверждали: Гана — страна черных людей и правители ее тоже были черными по цвету кожи. Да и общая логика развития науки вместе с изменением всего социальнополитического климата в мире после 1945 г. заставляли ученых на Западе с определенной долей осторожности и скепсиса относиться к тезису о «белых» основателях Ганы.

Правда, одно из исторических сочинений, созданных гораздо позднее времен существования Ганы, в XVI—XVII вв. (об этом труде, его авторах и обстоятельствах создания нам еще предстоит говорить подробно), донесло до нас предание о какомто перевороте, будто бы происшедшем в Гане, когда Аллахде уничтожил власть ее правителей «и воцарил самых низких из них над великими их народа». Автор этого сообщения склонен был считать прежних ганских правителей выходцами из берберского племени, точнее — группы племен, чаще всего именуемой санхаджа (хотя весьма вероятно, что это искаженная в арабской передаче форма названия знага, или азнаг). Он, впрочем, не скрыл и того, что иные относили правившую в Гане династию к народам с черным цветом кожи — уакоре (одно из названий современного народа сонинке) или вангара (так обычно именовалась часть народа сонинке, занимавшаяся торговлей). Но все же предпочел в конечном счете сказать, «что они не были из числа черных», однако завершил этот пассаж типичной для средневековой арабоязычной литературы формулой: «а Аллах лучше знает». И пояснил: «ведь время их и место удалены от нас. И не способен историк этих дней представить истину о чем-либо из дел их».

Основываясь на этом тексте, французский ученый Морис Делафосс, один из основателей научной истории Западного Судана, предположил, что речь идет о свержении и истреблении белых потомков основателей Ганы и о приходе к власти правителей из народа сонинке. События эти он относил к рубежу VII—VIII вв. — времени, когда арабы начинали знакомиться с Сахарой и с ее южным «берегом».

Археологические исследования ДарТишита позволили дать этому преданию более рациональное истолкование. Оно, по всей видимости, отразило усилившиеся еще в последние столетия до нашей эры столкновения землевладельцев с надвигавшимися с севера кочевникамискотоводами. Возможно, на какието периоды гегемония в этих местах действительно оказывалась в руках пришельцев. Но те же археологические материалы позволяют утверждать, что у оседлых носителей земледельческого хозяйства развитая общественная организация и относительно крупные и сложно построенные структуры власти (назовем их условно политическими) возникли еще между 900—700 гг. до н.э., а по мнению некоторых исследователей, даже раньше. Общественное развитие оседлого населения шло быстрее, чем у кочевников. И в итоге созданные гангара (ибо речь идет о них), или, если угодно, «протосонинке», структуры власти оказались достаточно развитыми и действенными, для того чтобы надолго воспрепятствовать продвижению кочевниковберберов в эту часть Сахеля и Судана. Именно на базе этих единиц и выросло в первые века н.э. и окончательно оформилось к рубежу IV в. первое крупное раннеполитическое образование — Гана. Его и застали, придя в Западный Судан, арабы. Егото и прозвали они «страной золота». И именно рассказы арабских путешественников составили основу фонда наших знаний об этой стране в пору ее расцвета — в VIII—XI вв.