Книги, статьи, материалы /ЭКСПАНСИЯ ПОРТУГАЛИИ В АФРИКЕ И БОРЬБА АФРИКАНСКИХ НАРОДОВ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ  (XVI – XVIII вв.) /ПОРТУГАЛЬСКАЯ  КОЛОНИАЛЬНАЯ ИМПЕРИЯ В ЭПОХУ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО НАКОПЛЕНИЯ И РАННЕГО КАПИТАЛИЗМА

!!!------ОБЪЯВЛЕНИЕ------!!!

ТУР ОПЕРАТОР АФРИКА-ТУР ОБЪЯВЛЯЕТ О ПОЛНОМ ВОССТАНОВЛЕНИИ СВОЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И РАБОТЫ c 10 Февраля 2021г.**

Сайт и вся информация продолжает обновляться. В том числе цены на туры будут немного изменены по мере поступления информации в связи с ситуацией с вирусом. Проверяйте актуальность статей и появления новой информации. В общем почаще заглядывайте что-бы не упустить ничего. Туры, которые подвергаются небольшим корректировкам отмечены как "!!!--ИНФОРМАЦИЯ ОБНОВЛЯЕТСЯ--!!!". Это означает, что в течении нескольких дней они будут изменены окончательно, о чем даст знать подпись "----!!!ОБНОВЛЕНО!!!----".







САЙТ ПОСВЯЩЕН ПАМЯТИ МОЕГО БЛИЗКОГО ДРУГА, И ПРОСТО ПРЕКРАСНОГО ЧЕЛОВЕКА РОМАНА КАШИГИНА, КОТОРЫЙ СКОРОПОСТИЖНО СКОНЧАЛСЯ В ГОСПИТАЛЕ КАМПАЛЫ 2 НОЯБРЯ 2020 г. СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ!









!!!---ВАЖНО---!!! НЕ БЕРИТЕ ДОЛЛАРЫ ВЫПУЩЕННЫЕ ДО 2009 ГОДА, ТАК КАК БУДУТ ПРОБЛЕМЫ С ИХ ОБМЕНОМ!!!


БЛИЖАЙШИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО АФРИКЕ с русскоязычными гидами:

ВСЯ УГАНДА ЗА 10 ДНЕЙ (04 Апреля - 13 Апреля)
Активное путешествие по Уганде с посещением горных горилл за 10 дней.

-----!!!ОБНОВЛЕНО!!!----- ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ, КЕНИИ И ТАНЗАНИИ + ОТДЫХ НА ЗАНЗИБАРЕ на Майские праздники (28.04.-15.05.2021)
УГАНДА - КЕНИЯ - ТАНЗАНИЯ - ЗАНЗИБАР

-----!!!ОБНОВЛЕНО!!!----- САФАРИ ПО ТАНЗАНИИ С ОТДЫХОМ НА ЗАНЗИБАРЕ (29 Июля - 08 Августа 2021)
Великая миграция и отдых на побережье океана.

!!!--ИНФОРМАЦИЯ ОБНОВЛЯЕТСЯ--!!! ПУТЕШЕСТВИЕ ПО НАМИБИИ, БОТСВАНЕ, ЗАМБИИ и ЗИМБАБВЕ (13 Сентября - 25 Сентября 2021 г), а так-же дополнительно ЮАР - ЛЕСОТО - СВАЗИЛЕНД
Большое путешествие по странам ЮЖНОЙ АФРИКИ.

!!!--ИНФОРМАЦИЯ ОБНОВЛЯЕТСЯ--!!! ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ И РУАНДЕ (02.11.2021 - 12.11.2021)
Горные гориллы.

!!!--ИНФОРМАЦИЯ ОБНОВЛЯЕТСЯ--!!! ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ, РУАНДЕ и ДР КОНГО за 12 дней (02.11.2021 - 12.11.2021)
Горные гориллы и вулкан Ньирагонго.

-----!!!ОБНОВЛЕНО!!!----- НОВОГОДНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ! (с 29.12.2021 - 12.01.2022)
Лучшие парки Уганды и горные гориллы на Новый Год.


ПУТЕШЕСТВИЯ ПО ЗАПРОСУ (В любое время):

ВОСХОЖДЕНИЯ НА ВЕРШИНЫ: КИЛИМАНДЖАРО, ПИК МАРГАРЕТ, ВУЛКАН НЬИРАГОНГО И ДРУГИЕ.

Кроме этого мы организуем индивидуальные туры по этим странам Африки - Намибия, Ботсвана, Танзания, Уганда, Кения, Руанда, ЮАР, Замбия, Зимбабве, Бурунди, Камерун, Эфиопия.

-------------------------------------------------
** К СОЖАЛЕНИЮ НАЙТИ ВЗАИМОПОНИМАНИЕ С ОЛИВЕР НАМБУЯ ВЛАДЕЮЩЕЙ КОМПАНИЕЙ МАРАБУ-ТУР (НЫНЕ НЕ СУЩЕСТВУЮЩЕЙ ПО ЦЕЛОМУ РЯДУ ПРИЧИН) НЕ УДАЛОСЬ. В СВЯЗИ С ЭТИМ АФРИКА-ТУР НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ И ОБЯЗАТЕЛЬСТВ, ВЗЯТЫХ НА СЕБЯ РАННЕЕ КОМПАНИЕЙ МАРАБУ-ТУР, А ТАКЖЕ НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ОПЛАЧЕННЫЕ НА ИМЯ ОЛИВЕР НАМБУЯ И МАРАБУ-ТУР ПРЕДОПЛАТЫ ЗА ТУРЫ И ПУТЕШЕСТВИЯ. НО МЫ ГОТОВЫ ПОЙТИ НА ВСТРЕЧУ И СДЕЛАТЬ ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ, ЧТОБЫ ЗАПЛАНИРОВАННЫЕ ВАМИ ПУТЕШЕСТВИЯ СОСТОЯЛИСЬ, И ПРЕДОСТАВИТЬ КАКИЕ-ТО СКИДКИ ТЕМ, КТО ПОТЕРЯЛ ДЕНЬГИ.
-------------------------------------------------
Мы уже потеряли часть клиентов, которые оказались жертвами недобросовестности Оливер Намбуя и ее младшей сестры Риты. Реорганизация заняла очень много времени, так как мы столкнулись со всяческими попытками помешать продолжать деятельность, но уже завершена. Мы будем продолжать водить группы тем же образом, как это осуществлялось раннее, но уже в другом составе.
-------------------------------------------------
Africa Tur Справочные материалы ЭКСПАНСИЯ ПОРТУГАЛИИ В АФРИКЕ И БОРЬБА АФРИКАНСКИХ НАРОДОВ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ (XVI – XVIII вв.) ПОРТУГАЛЬСКАЯ КОЛОНИАЛЬНАЯ ИМПЕРИЯ В ЭПОХУ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО НАКОПЛЕНИЯ И РАННЕГО КАПИТАЛИЗМА

ПОРТУГАЛЬСКАЯ КОЛОНИАЛЬНАЯ ИМПЕРИЯ В ЭПОХУ ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО НАКОПЛЕНИЯ И РАННЕГО КАПИТАЛИЗМА

Методы управления и организации колоний разрабатывались португальскими захватчиками на протяжении веков. При этом следует отметить, что, хотя Португалии принадлежит сомнительная честь создания первой колониальной системы нового времени, эта система имела несомненную генетическую связь с колониальными системами античности и средневековья. Хотя вопрос о «генеалогическом древе» колониализма заслуживает специального изучения, даже беглое знакомство с относящимися к нему историческими документами позволяет высказать предположение о том, что португальская колониальная доктрина и практика включали в себя ряд элементов, заимствованных у колонизаторов более ранних эпох, и прежде всего у древних римлян, арабов, генуэзцев и венецианцев.

Так, например, у древнеримских колонизаторов португальцы заимствовали метод создания цепи укрепленных форпостов, позволявший эффективно контролировать обширные территории, а также элементы римской системы косвенного управления, при которой часть функций управления завоеванной территорией сохранялась за местными традиционными властями. У арабов португальцы заимствовали методы ведения торговли (в частности, бартерный обмен золота и слоновой кости у африканцев за безделушки и ткани, вывозимые из Индии), а также методы духовной колонизации с помощью насильственно навязываемой религиозной доктрины.

У Венеции Португалия перехватила после открытия морского пути в Индию исключительно прибыльную торговлю пряностями, а у Генуи заимствовала методы торговли, в большей степени свойственные новому времени, когда решающим фактором стала масса товаров, а не их исключительность.

Португальская административная система управления колониями, продержавшаяся почти без изменений вплоть до начала XIX в., окончательно сложилась лишь к середине XVII в. Была найдена та искомая форма колониального управления, которая обеспечивала Португалии получение максимальных выгод от своих заморских колоний. Сложный механизм административного управления колониями был приведен в точное соответствие с интересами господствующего класса метрополии, в руках которого были сосредоточены все основные рычаги и приводные ремни колониального административного аппарата.

Система колониального управления была построена так, чтобы гарантировать португальской знати исключительное обладание всеми богатствами колоний в Азии, Африке и Южной Америке. В основу этой системы, как и феодально-абсолютистского политического режима метрополии, был положен принцип бюрократического централизма.

Что касается владений Португалии в Африке, то до правления Жуана II (1481 —1495) они управлялись не королем, а принцами крови и считались их феодальными владениями (апанажем). Однако за королем сохранялось право судить преступников за наиболее тяжкие преступления.

До середины XV в. принц Энрике имел, по существу, исключительное право португальской колонизации. Он был губернатором Сеуты и донатарием островов Мадейра (1433), а также большей части Азорских островов. Он получил монопольное право на торговлю Аргена и Канарских островов (1443). Будучи магистром Ордена Христа, он добился от папы духовной юрисдикции на все португальские владения [33, с. 14, 22]. Соединение принцем Энрике в своих руках светской и духовной власти обеспечило ему огромный авторитет и могущество, так как в ту эпоху духовенство имело многочисленные привилегии и пользовалось колоссальным влиянием.

В 1450 г. король Аффонсу V лично занялся управлением Сеуты, но управление другими заморскими владениями было оставлено принцу Энрике или поручено другим принцам крови (герцогу Брагансу, инфанту Фернанду и др.). Португальские короли начали активно заниматься колониальными делами лишь после того, как были основаны первые португальские поселения в Гвинее и в Индии и когда работорговля и торговля пряностями стали приносить огромные доходы.

Поняв, какие выгоды сулит организованная в широком масштабе эксплуатация человеческих и природных ресурсов колоний, португальский королевский двор отказался от системы донатариев и взял на себя политическое и экономическое руководство заморскими владениями.

До 1580 г. в Португалии не было ни совета, ни министерства, уполномоченного осуществлять централизованное управление колониями, готовить королевские указы и следить за их исполнением. Короли Ависской династии, после того как они сломили при Жуане II последнее сопротивление крупной аристократии, не хотели больше иметь какие-либо советы или другие политические институты, которые в какой-то степени могли бы ограничивать их власть. Кортесы больше не созывались, а Государственный совет, члены которого назначались королем, превратился к концу XV в. в чисто символический орган управления, имевший почетные функции. Вся власть была сконцентрирована в руках короля и осуществлялась от его имени людьми, которым он выразил свое доверие. Управление колониями, как и управление королевством, практически осуществляли канцлер, казначей, королевские секретари и т. д. [326, с. 81—82].

Только управление финансами еще в 1516 г. подверглось реформе, состоявшей в учреждении должностей инспекторов финансов (vedores da fazenda). Эти чиновники ведали финансами как самой метрополии, так и заморских территорий в Африке и Азии. Они вели учет всех доходов и расходов королевской казны, заключали контракты от имени короля и следили за точностью их исполнения. Их власть распространялась на фактории, занимавшиеся торговлей (в том числе и «живым товаром»), так называемую «Каса да Гинэ» (переименованную в 1482 г. в «Каса да Мина», а позже в «Каса да Индия») — агентство, готовившее грузы, предназначенные для Африки и Индии, и продававшее поступившие оттуда колониальные товары в пользу королевской казны.

Масштабы колониальных дел, которые были в компетенции инспекторов финансов, были весьма значительны, так как на протяжении всего XVI в. королевское правительство занималось главным образом торговой эксплуатацией Индии [там же, с. 83].

Как отмечает бельгийский историк Ш. Данной, «вследствие превалирования торговой политики заведование финансами составляло в XVI в. важнейшую отрасль колониальной администрации Португалии» [там же].

Компетенция инспекторов финансов была ограничена властью различных советов и судов, главным из них был трибунал по делам совести и орденов (Mеsa da cinsiencia e ordens), созданный в 1532 г. Этот политико-религиозный институт среди прочих функций осуществлял от имени короля права, которые принадлежали тому как магистру военно-религиозных орденов. Этот же трибунал ведал религиозной администрацией колоний, представлял на утверждение короля кандидатуры епископов, управлял имуществом Ордена Христа и судил за преступления, совершенные членами военно-религиозных орде-нов, в том числе и служившими в заморских территориях [там же, с. 84]. Эти многочисленные и неопределенные функции поз-воляли трибуналу вмешиваться в управление колониями, и его роль в колониальной администрации была очень значительной.

После объединения Испании и Португалии в 1580 г. Филипп II решил коренным образом реорганизовать систему управления колониями. В 1591 г. Филипп II упразднил институт инспекторов финансов, заменив их Советом по делам финансов (Conselho da fazenda), полномочия которого были гораздо более широкими. Этот Совет был разделен на четыре секции, одна из которых руководила делами метрополии, другая — делами Индии, Гвинеи, Бразилии, Сан-Томе и островов Зеленого Мыса, третья — военно-религиозными орденами и островами Мадейра и Азорскими, четвертая — Марокко.

В 1604 г. герцог Лерм, чтобы улучшить управление колониями, учредил специальный орган — Совет по делам Индий, в котором было две секции: одна занималась делами Бразилии и Африки, а другая — португальскими владениями в Индии и других странах Азии.

В 1642 г. король Жуан IV реорганизовал Совет по делам Индий в Совет по делам заморских владений (Conselho ultramarino), который должен был управлять всеми заморскими территориями, кроме Мадейры, Азорских островов и некоторых крепостей в Марокко, которые подчинялись непосредственно Государственному совету, ведавшему иностранными делами [349, с. 22].

Практически Совету по делам заморских владений были передоверены функции королевской власти по управлению колониями. Этот Совет был своего рода министерством колоний, в обязанности которого входили подготовка законов для колоний, назначение высших должностных лиц (включая губернаторов, епископов и архиепископов), регламентация административно-политической и экономической жизни колоний, введение новых налогов и контроль за их сбором.

Формально Совет по делам заморских владений был консультативным органом, и его решения имели форму рекомендаций, подлежавших утверждению короля. Фактически же он представлял собой верховную законодательную и исполнительную власть с почти неограниченной юрисдикцией.

Местная администрация португальских колоний в Африке была довольно сложной и запутанной, к тому же административное управление колоний, расположенных в Западной и Восточной Африке, было различно.

Вплоть до середины XVII в. Западная Африка мало интересовала королей Португалии, так как главной заботой Лиссабона в то время были морской путь в Индию и обеспечивавшие его неприкосновенность португальские крепости в Восточной Африке и в Индии. Лишь к концу XVII и в начале XVIII в. в связи с быстрым ростом работорговли Ангола стала живо интересовать португальское правительство. Но и в этот период в Лиссабоне рассматривали Анголу только как источник рабов для снабжения рабским трудом сахарных плантаций в Бразилии и поэтому мало заботились об административном устройстве этой колонии, имевшем весьма примитивный характер. Управление колонии было почти полностью сконцентрировано в руках военных, главной задачей которых было любыми средствами получить от африканских вождей как можно больше «живого товара».

Многочисленные и разбросанные вдоль побережья Южной и Западной Африки колонии никогда не включали больших территорий. Большинство из них состояло лишь из нескольких поселений, а иногда — всего из одной крепости и подчинялось назначенному королем алкайду (коменданту крепости), которому помогали фактор, взимавший королевские подати, и овидор — королевский судья.

 

 

В более крупных крепостях и примыкающих к ним районах (например, в Арсиле), как это видно из хроники Б. Родригеса, административное управление строилось по следующей схеме. Во главе стоял генерал-губернатор, представлявший высшую военную и гражданскую власть, затем алкайд, контадор, в обязанности которого входило ведение бухгалтерии, книг учета гарнизона и руководство таможней, алмошариф — чиновник, заботившийся о снабжении войск продовольствием, ведор дас обрас — инспектор по строительным работам, эскриваны — нотариусы и т. д. Португальские крепости периодически посещал ведор да фазенда — правительственный инспектор, проверявший состояние финансов, запасы съестных припасов и т. д. Кроме того, в крепости иногда приезжали проведоры (интенданты, отвечавшие за снабжение гарнизонов) [38, с. 47—48; 82, т. VI, док. 26, с. 306—3081.

Такая примитивная административная организация существовала в Марокко, Мина и на о-ве Арген. Колонии более крупных размеров объявлялись капитаниями, и во главе их ставились капитаны, назначавшиеся королем по рекомендации Совета по делам заморских владений. Иногда португальские поселенцы — чиновники, купцы, охотники за рабами, из которых состояло европейское население этих колоний, сами выбирали своего капитана: из девяти первых губернаторов Анголы пять были назначены именно таким путем [38, с. 103].

Весьма распространена была практика покупки и даже перекупки должности капитана. Многочисленные свидетельства этого можно найти в официальной переписке того времени. Капитан крепости Мозамбик Антониу да Силвейра писал в июле 1518 г. королю о том, что, узнав о назначении на его должность Перу Ваз да Кунья, он «решил купить у него эти три года» и написал ему об этом подробное письмо [82, т. V, док. 73, с. 560]. Капитаны приносили присягу королю в том, что будут осуществлять свои обязанности в соответствии с «законом и обычаем» [82, т. VI, док. 26, с. 311].

Капитаны были облечены как гражданской, так и военной властью и имели весьма широкие права. Обладая, по существу, бесконтрольной властью, они часто превышали границы своей компетенции, и злоупотребление своими обязанностями было скорее не исключением, а нормой их поведения.

Как пишет Даффи, «капитаны выбирались из людей, имевших многолетний военный или административный опыт в империи, хотя такая предусмотрительность иногда имела своим результатом подготовленность не только в администрации, но и в коррупции. Огульное обвинение португальских чиновников на Востоке в нечестности — распространеннейшее явление в колониальной истории этой нации» [281, с. 34].

Даже такой адепт и апологет португальского колониализма, как Аксельсон, вынужден признать, что «капитан или губернатор часто был абсолютно непригоден для этой должности, а его назначение было связано иногда с благосклонностью короля к нему или его родственнику, а еще чаще с покупкой за счет личных средств этой должности. Когда на этот пост бывало больше одного претендента, выбор вице-короля или губернатора мог зависеть иногда скорее от личных мотивов, чем от справедливой оценки старшинства или пригодности кандидата. После своего назначения капитан или местный губернатор обычно направляли всю энергию и ресурсы не столько на проведение королевской политики, сколько на эксплуатацию своей монополии и на торговлю» [212, с. 193].

Гораздо более сложной была административная организация колоний, расположенных в Восточной Африке. В 1505 г. португальское правительство создало особую административную единицу для своих владений на Востоке, получившую название «Государство Индии» (Estado da India). В нее были включены колонии Португалии в Индии, Юго-Восточной Азии, на Ближнем и Среднем Востоке и в Восточной Африке. Это была огромная Восточная империя Португалии, растянувшаяся от мыса Доброй Надежды до Индонезии.

Высшей административной властью «Государства Индии» был вице-король, назначавшийся на три года. Его резиденция находилась в Гоа (Индия), ставшем административным центром португальской империи на Востоке. Вице-король пользовался почти неограниченной властью. В середине XVI в. ежегодный оклад, выплачиваемый королевской казной вице-королю Индии, составлял 8 тыс. крузадо [326, с. 106].

Ближайшими помощниками вице-короля были государственный секретарь, проведормор (главный интендант), овидор-жерал (главный судья) и ведоры да фазенда (инспекторы финансов).

«Государство Индии» включало в себя колонии трех типов, различавшиеся по своему юридическому статусу и административной организации: колонии, находившиеся под непосредственным португальским управлением; протектораты, управляемые местными правителями, признавшими себя вассалами и данниками короля Португалии (вопрос об этом виде зависимости будет рассмотрен в разделе «Особенности „туземной“ политики Португалии»); крепости-фактории на территории других стран, предназначенные для военно-стратегических и торговых целей [338, с. 175].

«Государство Индии» состояло из 12 городов и 23 крупных крепостей, из которых три крепости (Мозамбик, Софала и Момбаса) были расположены в Юго-Восточной Африке. Капитаны крепостей на юго-восточном побережье Африки получали приказы непосредственно от вице-короля в Гоа и обязаны были докладывать обо всем существенном также в Гоа. Связь между этими крепостями и Гоа поддерживалась кораблями, отправлявшимися во время ежегодных муссонов, которые и облегчали и ограничивали эти контакты. Капитан Мозамбика, считавшийся представителем короля, должен был платить королевской казне 40 тыс. парданов в год. Этими деньгами распоряжался королевский фактор в Мозамбике, который оплачивал из них расходы на содержание крепости, на больницу и на суда, идущие в Индию. Оставшиеся деньги, если таковые были, он отправлял в Гоа. Взамен капитан Мозамбика получил монополию на торговлю в районе Софалы и рек Куама, как тогда называли нижнее течение Замбези.

Резиденцией капитана была крепость св. Себастьяна на коралловом острове Мозамбик. Эта крепость, построенная в 1558 г., была одной из сильнейших и важнейших португальских военных баз во всем «Государстве Индии». Крепость имела четыре сильно укрепленных бастиона, водохранилище, рассчитанное на полтора миллиона галлонов воды, и могла выдержать многомесячную осаду. Гарнизон крепости, согласно инструкции, должен был состоять из 100 солдат, одного канонира и пяти бомбардиров [212, с. 2—3].

В 1644 г. было внесено существенное изменение в административное устройство колоний в Юго-Восточной Африке. По рекомендации Совета по делам заморских владений Юго-Восточная Африка была поставлена под управление губернатора, который был приравнен в ранге к вице-королю Индии и был независим от него [там же, с. 115].

Попытки создания в Юго-Восточной Африке собственной администрации, независимой от вице-короля в Гоа, предпринимались еще в начале XVII в., однако тогда от них пришлось отказаться из-за необходимости оказывать более оперативную помощь португальцам, занятым захватом рудников Мономотапы и отражением голландских атак на восточноафриканском побережье. Это видно из следующего дошедшего до нас письма короля вице-королю от 10 марта 1618 г.: «40-я глава инструкций, которые по моему приказу были вам вручены, когда вы уезжали из Португалии, говорит о мотивах, побудивших меня тогда принять решение о том, чтобы крепости Мозамбик, Софала и Момбаса и крепости на реках Куамы и в горах Чикоа, где находятся серебряные рудники, уступленные мне мономотапой, были отделены от Государства Индии и чтобы был назначен губернатор, независимый от вице-короля… После вашего отъезда я приказал пересмотреть этот вопрос, ибо до тех пор, пока дела завоевания рудников не завершены, их разработка не начата и пока нельзя обрабатывать земли, будет более удобно не проводить это отделение, и чтобы лицо, посланное в эту экспедицию, было подчинено вице-королю Государства [Индии] и провизия могла доставляться более быстро и надежно, а желаемые цели были скорее достигнуты, не порождая надежды у врагов и не давая им возможности опередить нас. Поэтому я счел нужным принять решение о том, чтобы отделение было отложено» [137, т. IV, с. 130—131].

Все высшие должностные лица колониальной администрации назначались на срок не более трех лет и должны были возвращаться в метрополию тотчас же по прибытии их преемников. Такой порядок был продиктован стремлением королевской власти превратить колониальных чиновников в послушных исполнителей своей воли и гарантировать себя от каких-либо попыток колониальных функционеров выйти из-под повиновения метрополии.

Французский историк Э. Бем пишет в связи с этим: «Уже при Генрихе Мореплавателе был выработан характерный принцип всей португальской колонизации, а именно недоверие метрополии к колониальным функционерам высшего ранга, вследствие чего запрещалось посылать в колонии несколько раз одно и то же лицо и доверять высокую должность на продолжительный срок. Именно это недоверие заставило в 1515 г. отозвать Албукерки» [230, с. 42].

Эта постоянная смена высших функционеров колониального аппарата имела самые тяжелые последствия для колоний, которые были объектами непрекращавшегося административного произвола и хищнической эксплуатации со стороны чиновной бюрократии, стремившейся, в сущности, лишь к одному — к максимальному обогащению в возможно короткий срок.

Организация судебной власти в колониях была такой же, как в метрополии. Высшим судебным органом «Государства Индии» был Реласао — Верховный суд, состоявший из дезембаргадоров (главных судей). Контроль над судопроизводством в каждой отдельной колонии осуществляли коррежидоры, которым были подчинены выборные «обычные судьи» и назначаемые королем «судьи извне».

Органы местного самоуправления, созданные по образцу существовавших в Португалии муниципальных палат, играли в колониях значительно большую роль, чем в метрополии.

К органам местного самоуправления относились камары (муниципальные палаты), которые избирались общими собраниями белых горожан из числа самых состоятельных граждан. Делами палаты управлял сенат (или совет) палаты, в котором главную роль играли административные и судейские чиновники. Так, в муниципальной палате Луанды были представлены три инспектора финансов, два «обычных судьи» и прокурор, а также секретарь и казначей.

Муниципальная палата Луанды была создана еще в 1576 г. Паулу Диашем-де Новаишем вскоре после основания им г. Луанды. Камара Луанды играла значительную роль в управлении Анголой. С ней не только считались, но и постоянно со-ветовались губернаторы в чрезвычайных ситуациях, особенно по таким вопросам, как объявление войны или заключение мира с королем Конго [239, с. 115]. В 1651 г. для Анголы был назначен главный судья, который стал председателем муниципальной палаты Луанды. С 1722 г., когда в Анголу был назначен «судья извне», председательство перешло к этому судейскому чиновнику.

Благодаря своим исключительным привилегиям муниципальные палаты часто оказывались единственной реальной властью на местах. Более того, в XVI—XVII вв. этот могущественный институт в ряде колоний часто составлял серьезную оппозицию капитанам и другим высшим функционерам колониальной администрации. Бывали случаи, когда оппозиция муниципальных палат приводила к низложению губернаторов.

Например, камара Луанды сыграла в 1595 г. главную роль в низложении губернатора Франсиску-де Алмейды и назначении на этот пост его брата Жерониму-де Алмейды [там же].

Насколько была велика роль этого института в политической жизни колоний, можно судить по существовавшей тогда традиции, согласно которой вице-короли Индии и губернаторы колоний при вступлении в свою должность приносили присягу сохранять и уважать привилегии, которые имели муниципальные органы. Лишь после принесения этой присяги представители палаты вручали губернаторам или вице-королям ключи от ворот города. Эта своеобразная церемония вручения ключей губернаторам просуществовала в португальских колониях вплоть до XX в.

Члены палат широко использовали свое положение для личного обогащения. Муниципальные палаты с течением времени превратились в институты, имевшие не только политическое, но и большое экономическое значение. Как правило, они сами устанавливали продажные цены на местные товары, имели многочисленные источники дохода, получая их от оплаты всевозможных лицензий, налогов на рыночную торговлю, штрафов на лавочников, владельцев постоялых дворов, гостиниц, харчевен и уличных торговцев, нарушавших лицензии и установленные цены. Камара также облагала пошлинами импорт из Португалии и Бразилии вина, бренди, рома и других алкогольных напитков и имела долю в пошлинах на экспорт рабов — «черной слоновой кости», составлявший основу экономической жизни Анголы в течение 250 лет [там же, с. 115].

Все высшие административные и судебные должности в колониях занимали португальцы — уроженцы метрополии. Как правило, это были разорившиеся дворяне, приехавшие в колонии на временное жительство с целью поправить свои дела и стремившиеся разбогатеть в возможно короткий срок.

Отправление административных и иных общественных функций в колониях считалось весьма прибыльным делом, и поэтому многие из португальцев добивались получения доступа к высшим должностям в колониальном аппарате. Оклады колониальных чиновников были высокими. Сохранился любопытный документ, датируемый 1590 или 1591 г., в котором содержится отчет о расходах в крепостях Софала, Мозамбик и Сена. Из него видно, что годовое жалованье алкайда составляло в Мозамбике 100 тыс. рейсов, в Сене—140 тыс., в Софале — 120 тыс. плюс 18 тыс. «на содержание», фактора в Мозамбике — 100 тыс., в Сене— 140 тыс. плюс 54 тыс. рейсов от губернатора и 4500 рейсов в месяц на содержание рабов. Овидор в Мозамбике получал 100 тыс. рейсов в год.

Жалованье капитана Софалы составляло 418 тыс. рейсов в год.

Как явствует из того же документа, капитанам крепостей разрешалось иметь по 50 слуг, на содержание которых им ежегодно выделялась сумма до 744 тыс. рейсов [137, т. IV, с. 2—5].

Главные же доходы колониальным чиновникам давало не официальное жалованье, а многочисленные злоупотребления и синекуры, связанные с отправлением административных функций. Эти вопиющие злоупотребления и неограниченный произвол открывали широкие возможности для обогащения, и это-то и делало перспективу получения должностей в колониях настолько заманчивой, что губернаторы Анголы Т. С. Тавариш (1701 — 1702) и Э. Ф. Аларкан (1717—1722) приняли предложения занять этот пост, когда им было около 80 лет.

Широкие полномочия чиновников, бюрократический централизм, система фаворитизма, продажа должностей, казнокрадство составляли отличительные черты государственного колониального аппарата.

«В колониях Испании, Португалии и Франции, — писал в 70-х годах XVIII в. Адам Смит, — правительства отличаются тем же абсолютистским характером, какой они имеют в их метрополиях, и неограниченные полномочия, которые эти правительства обычно представляют всем своим низшим чиновникам; естественно, осуществляются там, ввиду большой отдаленности, с более чем обычными произволом и насилием» [29, т. II, с. 174].

Во всех звеньях колониального аппарата царили неслыханная коррупция и взяточничество. Высшие функционеры обнаруживали удивительную изобретательность по части всякого рода злоупотреблений служебным положением, которые принимали порой столь огромные масштабы и скандальный характер, что королевский двор время от времени издавал на этот счет морализующие указы.

Так, указ от 12 апреля 1785 г. содержит ни к чему не обязывающие сентенции о коррупции губернаторов и капитанов Мозамбика, Сены и Софалы, проявившейся в незаконном повышении своего жалованья, назначении своих родственников и слуг на доходные должности, в получении подарков и взяток, в участии в различных торговых сделках и комбинациях с помощью денег, взятых из королевской казны, «чтобы вымогать чужое состояние и увеличивать свое» [394, с. 172].

В источниках имеются многочисленные свидетельства всякого рода чиновничьих злоупотреблений. Силва Корреа сообщает в своей «Истории Анголы», что португальские купцы обращались к капитану-мору с просьбой предоставить им носильщиков, за что он обычно получал с них крупные взятки. Кроме того, он отправлял с этими носильщиками для продажи свои собственные товары «в самые отдаленные и выгодные места». «Наконец, — сообщает этот весьма осведомленный информатор, — капитан-мору грозил невероятный позор, если он не мог сделать свою торговлю исключительной и получить большие барыши. Все стремились избежать этого позора любыми средствами, поскольку короткий срок в три года недостаточен, чтобы нажить значительное состояние» [134, т. I, с. 37—38].

Монах-иезуит Мануэл Баррету в своем докладе вице-королю Ж. Нунью да Кунье (1667) сообщал, что, хотя привилегии на торговлю с банту на материке, а также на торговлю с Мадагаскаром и другими близлежащими островами были пожалованы королем жителям о-ва Мозамбик, губернаторы лишили их этих прав и, чтобы обеспечить все прибыли от торговли для себя, «они узурпируют все, так что теперь всего лишь один или два жителя имеют кое-какой капитал, тогда как в прежние годы в городе было много богатых купцов». Губернаторы Мозамбика, сообщает Баррету, ввели порядок, при котором жители могли покупать товары только у них по их собственным ценам, а также и продавать товары только губернатору, и никому больше [137, т. III, с. 437].

В коллекции документов, изданной в конце XIX в. известным португальским географом Лушиану Кордейру, имеется любопытное свидетельство очевидцев о положении дел в Анголе: «Причина того, что королевство ныне находится в плохом состоянии и не имеет рынков, состоит в том, что… всю выгоду получают только губернатор и его чиновники, а жители и торговцы несут убытки из-за отсутствия торговли, и Его Величеству оказываются плохие услуги, ибо если не увеличивается торговля, то не увеличится и его казна» [67, с. 13]. Самые большие прибыли высшим колониальным чиновникам в XVII—XVIII вв., безусловно, давала работорговля. В одном из документов того времени мы находим любопытное свидетельство, дающее представление о степени, формах и методах участия административного аппарата в работорговле: «Причина отсутствия рынков и продажи рабов состоит в следующем: губернаторы устанавливают тиранический налог на эти рынки, который составляет одного раба из каждых десяти. Тотчас после того, как его европейский чиновник выберет этого одного раба из каждого десятка, является его скупщик, который выбирает второго здорового раба. Вскора приходит овидор с черным чиновником и отбирает себе лучших рабов. Когда овидор их уводит, секретарь губернатора и другие лица… выбирают хороших рабов, оставляя лишь жалкие и ни на что не годные отбросы, состоящие из негров — стариков и детей» [там же, с. 245].

Попустительская политика королевского двора, не пугавшая слабых и не стеснявшая сильных, создавала возможности для неслыханного обогащения баловней судьбы, вознесенных на высшие ступени бюрократической иерархии. Губернатор Анголы Луиш Сезар-де Менезиш (1697—1701) обвинялся в том, что вернулся из колонии с состоянием 1,5 млн. крузадо [394, с. 171]. Королевский указ от 5 октября 1742 г. констатировал: «Среди моих вассалов в королевстве Ангола существует чрезмерная и ненужная роскошь как в одежде и костюмах, так и при похоронах» [там же].

Буржуазные историки иногда признают, что колониальная администрация допускала многочисленные злоупотребления. Однако, признавая это, они тотчас же подчеркивают, что государство в лице королевской власти вело решительную борьбу со всякого рода злоупотреблениями, строго наказывая виновных, и что в основе португальской колониальной системы лежали принципы гуманности и справедливости. Изучение документов того времени показывает, что дело обстояло иначе. Королевская власть действительно боролась со злоупотреблениями колониальных чиновников, но только с теми, которые задевали интересы королевской казны. Особенно строго лиссабонский двор наказывал тех чиновников, которые нарушали королевскую монополию на торговлю пряностями, слоновой костью и т. д.

О том, как ревниво относился двор к такого рода нарушениям законов, можно составить представление из следующего письма короля вице-королю Индии (28 марта 1589 г.): «Следующие шесть вопросов должны быть поставлены перед капитанами Софалы и Мозамбика… Торговали ли они товарами, запрещенными инструкциями факторий Софалы и Мозамбика? Посылали ли они что-либо , что было использовано в торговле Софалы и рудников их дистрикта, помимо тех товаров, которые им разрешено посылать этими инструкциями? Торговали ли они слоновой костью и посылали ли что-либо за свой счет в Индию вопреки предписаниям инструкций? Назначали ли они своих слуг капитанами торговых судов, посылаемых с моими товарами, отстранив капитанов, направленных фактором? Посылали ли они свой собственный товар для использования в торговле… Запрещали ли они посылать какие-либо товары к рекам мыса Доброй Надежды… и брали ли поступающую оттуда слоновую кость, мешая передаче ее фактору, как того требуют инструкции?» и т. д. [137, т. IV, с. 32].

Уже из перечня этих вопросов отчетливо видно, что королевский двор беспокоят только те злоупотребления капитанов Софалы и Мозамбика, которые наносят ущерб его собственным экономическим интересам. Поскольку чиновная бюрократия постоянно стремилась запустить руку в королевскую казну и поживиться за счет золота, серебра и слоновой кости в богатых монарших закромах, то на этой почве то и дело возникали острые коллизии и конфликты между королевской властью и отдельными колониальными администраторами, сопровождавшиеся посылкой комиссий для расследования, отправкой многочисленных докладов и отчетов королю, многолетними судебными процессами и суровыми приговорами виновным (например, «дело» Эстевана-де Атайде).

Эти факты, действительно обильно представленные в документации того времени, и дают повод современным адвокатам колониализма выступать с утверждениями о том, что королевская власть решительно пресекала всякие злоупотребления чиновной бюрократии, отстаивая принципы справедливости, честности и гуманности в отношении завоеванных народов.

Эта получившая широкое распространение в буржуазной литературе «легенда», стремящаяся низвести многочисленные злоупотребления колониальных администраторов до уровня «частных случаев», объявить их печальными эпизодами в истории португальского колониализма, представляющая собой одну из составных частей теории исключительности португальского колониализма (лузо-тропикализм), должна быть отброшена самым решительным образом.

Пропагандирующие эту легенду буржуазные историки всегда оставляют в тени то немаловажное обстоятельство, что, хотя борьба королевской власти со злоупотреблениями чиновничества велась, она касалась только одного вида нарушений, а именно нарушений интересов королевской казны. Что же касается административного произвола и злоупотреблений против коренного населения колоний, то они всегда оставались безнаказанными. Невозможно указать ни одного документа, в котором в какой-либо форме содержалось осуждение королевским двором таких гораздо более многочисленных и гораздо более трагических по своим последствиям злоупотреблений.

Королевская казна — вот то единственное, что королевский двор старался оградить от посягательств хищной своры своих колониальных чиновников, которым их верноподданнические чувства к своему высокочтимому монарху ничуть не мешали при удобном случае запускать лапу в казну Его Величества.

К этим выводам приводит изучение документов, которое, между прочим, обнаруживает явную тенденцию королевской власти создать такую административную систему, при которой губернаторы, капитаны и другие высшие чиновники вообще не могли бы иметь никакого касательства к делам королевской казны. В ряде мелких колоний и крепостей этого удалось добиться; там высшие администраторы должны были заниматься только чисто военными и политическими вопросами, а всеми делами королевской казны ведали специальные управляющие и инспектора королевских финансов (факторы, ведоры да фазенда и т. д.), подчиненные непосредственно Лиссабону (и, следовательно, независимые от местных колониальных властей).

В этой связи не лишено интереса следующее письмо короля Филиппа III Испанского (Филиппа II Португальского) вице-королю Индии от 28 марта 1618 г.: «Я считаю нужным назначить командовать этой крепостью (Мозамбик) дона Луиша-де Менезиша, а в его отсутствие дона Алвару да Кошта с условием, что они должны служить в течение трех лет или дольше… пока я не прикажу иначе. Они не должны вмешиваться каким-либо образом в дела казны, а заниматься только вопросами войны. Оба должны подчиняться губернатору Мономотапы» (подчеркнуто мною. — А. X.) [137, т. IV, с. 146].

Все это дает основание сделать вывод, что казна была святая святых феодально-монархического режима, покушения на которую рассматривались как посягательство на власть верховного феодального владыки. Поскольку королевский двор протестовал только против тех злоупотреблений, которые мешали бесперебойному поступлению финансов в королевскую казну, коррупция не только не прекращалась, но принимала все более грандиозные и всеохватывающие масштабы и характер. Один автор XVII в., перечисляя причины упадка Анголы, констатировал: «Почти всеобщее невежество низших чиновников и, сверх того, их преступное попустительство торговцам, которые не терпели ни малейшего уменьшения своих легких барышей, ради которых они жертвовали всем, было причиной упадка королевства Анголы» [67, с. 370].

Лиссабонское правительство смотрело сквозь пальцы на злоупотребления колониальной администрации и даже тайно поощряло их, поскольку богатства, нажитые путем хищнического разграбления природных и человеческих ресурсов колоний, широким потоком текли в метрополию.

Королевский двор надеялся оживить хилую экономику Португалии, вспрыснув в ее вены свежую кровь богатых заморских колоний. Эта задача и была возложена на колониальный административный аппарат, главной практической функцией которого являлось обеспечение оптимальных условий для обогащения правящего класса метрополии за счет коренного населения колониальной империи.

Предметом особой заботы португальского правительства была армия. Для удержания под своим господством огромной колониальной империи, протянувшейся от Индонезии до Бразилии, Португалия нуждалась в больших контингентах сухопутных войск и сильном военном флоте. В условиях непрекращающегося колониального соперничества других европейских держав и роста сопротивления португальской экспансии со стороны народов Азии, Африки и Южной Америки Лиссабон справедливо рассматривал армию как главную опору своего владычества в колониях и постоянно заботился об увеличении колониальных войск. Португальское господство над огромной колониальной империей удерживалось исключительно силой оружия.

Административный колониальный аппарат настолько тесно срастался с военным аппаратом, что между ними трудно было провести четкую границу.

К началу XV в. в Португалии не было регулярной армии. Ее заменяла милиция, формируемая из добровольцев, которых набирали лишь для какой-нибудь определенной экспедиции, по окончании которой они возвращались домой. Начавший колониальную экспансию в Африке король Аффонсу V пытался вербовать войска, в которых он нуждался, из членов военно-религиозных орденов и добивался разрешения на это у римского престола. Папа вначале согласился, но в результате демаршей брата короля инфанта Фердинанда, который был главой Ордена Христа и Ордена св. Якова, он отказался от своего решения и в 1467 г. заявил, что военно-религиозные ордены не обязаны участвовать в завоевательных войнах. Аффонсу V и его преемник Жуан II вынуждены были подчиниться и рекрутировали солдат путем добровольной записи, составляя из добровольцев гарнизоны крепостей в Марокко и Гвинее [33, с. 20—30; 326, с. 127].

Главную боевую силу в этих гарнизонах в конце XV — начале XVI в. составляла кавалерия. Благодаря своей маневренности и быстроте передвижения кавалерия могла наносить внезапные удары и сеяла панику среди африканцев, которые раньше не видели лошадей и принимали их за какие-то сверхъестественные существа. Говоря о роли португальской кавалерии, испанские авторы книги, написанной на основе хроники Б. Род-ригеса (1560), пишут: «Ее наступательная мощь быстро решала исход сражений. Хотя существует мнение, что все дело было в огнестрельном оружии, на самом деле оно тогда было малочисленно и малоэффективно. Быстрота движения кавалерии позволяла поражать даже отдаленные племена и возвращаться на базу раньше, чем многочисленный враг мог этому помешать» [38, с. 39].

Далее с большой долей преувеличения и вопреки своему же утверждению они продолжают: «Мы должны беспристрастно признать боевое превосходство лузитанцев над противниками (мы говорим о зоне Арсилы). Они сражались всегда с большим напором и искусством, заставляя баланс успеха изменяться в свою пользу в большинстве битв. Марокканцы со своими полупиками… не обнаруживали ловкости и решительности, столь характерных для португальцев, которые с криком „Святой Яго!“ как смерч плотным строем бросались на врага, который мог заранее считать себя разбитым, отдав инициативу своему противнику, не обладая способностью маневрировать и присутствием духа, необходимыми, чтобы перестроить ряды после первого шока. Беспорядочное бегство и преследование врага были развязкой битвы» [там же].

Это описание, конечно, не адекватно исторической действительности и сильно преувеличивает «доблести» конкистадоров, которым тоже много раз приходилось обращаться в паническое бегство под ударами марокканских, ангольских и других войск.

Бурная колониальная экспансия, начатая Алмейдой и Албукерки после открытия морского пути в Индию, потребовала значительного увеличения военных сил. Чтобы добыть войска, король Мануэл I и его преемники — короли Ависской династии не пытались создать регулярную армию: они ограничивались тем, что приспосабливали к новым условиям и потребностям прежние военные институты. В крепостях в Африке и Азии еще не было постоянных гарнизонов. Каждый раз, когда намечалась какая-то крупная военная акция, правительство формировало специальный экспедиционный отряд из добровольцев или осужденных. Такой характер португальская армия сохраняла вплоть до объединения Португалии и Испании в 1580 г.

Испанское правительство, более активное, чем правительство Португалии, приняло серьезные меры для укрепления военных сил. Испанцы вооружили пушками важнейшие форты в Бразилии, на островах Зеленого Мыса, на Азорских островах и в Анголе.

В португальских крепостях в Азии, Африке и Южной Америке появились постоянные гарнизоны. Так, из доклада губернатора Анголы А. Б. да Фонсека (1612) видно, что к этому времени имелись постоянные гарнизоны в крепостях Луанда (две роты), Мушима (одна рота), Массангано (одна рота) и Камбамба (три роты) [394, с. 145].

К концу периода «испанского плена» португальские крепости в Африке были снабжены сильными гарнизонами и укреплены по последнему слову тогдашнего фортификационного искусства. Вот что представляли собой некоторые из этих крепостей в Восточной Африке в описании современника (1635): «Тете — португальское поселение, расположенное на территории королевства Макаранга на берегу реки Замбези… Это поселение со всех сторон окружено стеной высотой 11/4 морской сажени (1 морская сажень = 6 футам = 182 см. — А. X.) с шестью бастионами, имеющими несколько Фальконетов (пушек) весом до 8 фунтов… Крепость Софала, маленькая сама по себе, построена в форме квадрата с бастионом в каждом углу. Она построена полностью из камня и извести. Стена на каждой стороне имеет 10 морских сажень в длину, 5 в высоту и 5 ладоней в толщину» [137, т. II, с. 413, 403—404]. Ко времени отделения от Испании в 1640 г. Португалия обладала многочисленной и хорошо вооруженной армией, сильным флотом и цепью укрепленных фортов по берегам Атлантического и Индийского океанов.

Аффонсу VI (1656—1667) провел реорганизацию военных сил в метрополии и колониях с целью создать по примеру других европейских стран регулярную армию. По его приглашению в Португалию приехал граф Шомберг с 480 немецкими и английскими офицерами и унтер-офицерами, для того чтобы организовать португальскую армию по образцу других европейских армий. Эта реформа была распространена и на колонии, в которых были созданы регулярные военные силы. Наиболее важные колонии стали иметь по одному или по нескольку полков во главе с местри-де кампу (с XVIII в. они стали называться полковниками).

В частности, 5 апреля 1666 г. был издан королевский «Указ о реформе пехоты Анголы», который предписывал постоянно иметь в Анголе войска, состоящие из десяти рот по 100 человек в каждой, из которых восемь рот следовало держать в Луанде, одну роту — в Бенгеле и по одной — в крепостях Мбака, Камбамба, Массангано и Мушима. Все войска должны быть регулярными и оплачиваемыми. Эти войска набирались частично в колониях среди белых поселенцев и коренных жителей, частично в метрополии главным образом из числа осужденных, которых амнистировали при условии вступления в колониальную армию. Кроме того, в армию поступали также выходцы из беднейших слоев португальского крестьянства и городских низов. Там были также и рабы. Офицерами были, как правило, мелкопоместные дворяне (фидалгуш). Дисциплина в армии поддерживалась с помощью жесточайших мер наказания (так, например, дезертирство каралось смертной казнью).

Поскольку жалованье было недостаточным и выплачивалось нерегулярно, в армии процветали мародерство и открытый разбой, которые официально поощрялись и считались лучшим средством заинтересовать солдат в участии в колониальных экспедициях.

Большая часть армии в Анголе была дислоцирована в Луанде. Во главе гарнизона стоял капитан-мор (т. е. старший капитан), позже эта должность была заменена должностью сержант-мора (старшего сержанта крепости). Артиллерией коман-довал капитан артиллерии. За оборону каждого из фортов крепости (Сан-Мигел, Носса-Сеньора-да-Гиа, Санту-Антониу и Пе-неду) отвечали капитан и сержант. В 1672 г. в Луанде был сформирован кавалерийский эскадрон.

Хронист О. Кадорнега сообщает, что при губернаторском дворце имелся отряд главной охраны. Ежедневно капитан с двумя ротами отправлялся на охрану морского побережья. Тот же автор говорит о должностях лейтенант-жерала, сержант-мора да баталья и местри-де кампу (местри-де кампу заменял губернатора, когда тот отсутствовал) [цит. по: 394, с. 147].

Наряду с регулярной армией была сохранена и милиция, которая с 1570 г. делилась на компаниас-де орденансас (роты) под командованием капитанов, лейтенантов и т. д. Кроме того, португальские колонизаторы широко использовали так называемые вспомогательные войска, формируемые из коренных жителей африканских и азиатских стран с помощью лояльных по отношению к португальцам местных вождей.

На вооружении португальских войск были аркебузы, мушкеты и пушки. Благодаря огнестрельному оружию, хорошей организации и дисциплине португальская армия, как правило, одерживала верх над войсками африканских и азиатских правителей, которые чаще всего были вооружены только копьями, луками и стрелами.

Значительная по размерам и хорошо оснащенная португальская армия являлась в колониях реакционной силой, служившей орудием установления и закрепления колониального господства метрополии и составлявшей главное препятствие в борьбе народов Азии, Африки и Южной Америки за свою независимость.

Наряду с сухопутной армией важнейшей основой военного могущества Португалии в XV—XVII вв. был ее военный флот.

В результате усилий Генриха Мореплавателя к моменту его смерти Португалия была обладательницей самого сильного флота в Европе. Корабли принца Генриха отличались по своим размерам и форме от других кораблей, плававших в Средиземном море. Это были главным образом каравеллы и сравнительно большие корабли, водоизмещение которых доходило до 200 т [326, с. 118].

Уже к моменту смерти Генриха Мореплавателя португальский флот обладал многочисленным контингентом опытных навигаторов и лоцманов, в числе которых было много иностранцев (среди руководителей и лоцманов португальских колониальных экспедиций после 1448 г. мы встречаем имена датчанина Валларте, венецианца Кадамосто, немца Балтазара, генуэзцев Антонио Урусмараиза и Антонио Ноли и т. д.) [там же].

Племянник Генриха Мореплавателя Жуан II, восторженный поклонник и продолжатель дела своего дяди, много сделал для дальнейшего усиления португальского морского могущества. Жуан II также использовал услуги иностранцев, особенно датчан, для усовершенствования конструкции своих кораблей. Он лично занимался оснащением судов артиллерией и первым рискнул ставить на корабли большие пушки, что сразу сделало португальский флот самой внушительной в военном отношении силой в Средиземноморье и Атлантике.

При Мануэле I Счастливом и Жуане III Португалия стала подлинной «владычицей морей» и крупнейшей колониальной державой. Этим она в немалой степени была обязана могуществу своего флота. Португальские навигаторы и лоцманы приобрели репутацию лучших в мире, и их услугами охотно пользовались многие королевские дворы в Европе. В 1518 г. испанский король Карл V взял к себе на службу португальского капитана Магеллана, обиженного на своего государя за то, что он ничем не вознаградил его за службу на Востоке и в Марокко. В 1519 г. Магеллан возглавил экспедицию, которой суждено было в 1522 г. завершить первое в истории кругосветное плавание.

В португальском флоте царил тот же дух военного бюрократизма, коррупции и консерватизма, что и в армии.

Как писал Ш. Ланной, «организация флота в XVI в. не соответствовала ни его значению, ни размаху колониальных предприятий. Мало ломая над этим голову, португальцы ограничивались в этой области, как и в других, тем, что распространяли на колонии правила, действовавшие в метрополии. Опыт почти ничему не научил их, они прозябали в прежней рутине и упорствовали в старых ошибках… Когда нужно было дать командующего флоту Индий, король ограничился созданием должности адмирала Индии, во всем аналогичной должности адмирала Португалии. Точно так же как он дал городу Гоа хартию, в точности скопированную с хартии Лиссабона, он дал Васко да Гаме свидетельство адмирала, давшее ему те же права и налагавшее на него те же обязанности, что и на адмирала Португалии… Эта должность была наследственной, даже по женской линии. Неспособный человек мог быть назначен по праву рождения командовать флотами Индий и управлять портами колоний, если бы эти функции вскоре не стали чисто почетными» [там же, с. 119—120].

Офицерами во флоте могли быть только дворяне. Дворянский титул ставился выше личных способностей и военного опыта. Часто капитаном корабля или целой эскадры назначали человека, который никогда не был моряком, но зато был дво-рянином. Служба в королевском флоте считалась очень почетным занятием, и офицеры, участвовавшие во многих кампаниях, щедро вознаграждались королем.

В XVI в. был введен порядок, согласно которому офицер, проделавший пять кампаний в составе королевского флота, приравнивался по своим заслугам к офицеру, командовавшему в течение трех лет гарнизоном в одной из крепостей в Африке [там же, с. 120]. Все офицеры, кроме лоцманов, могли командовать войсками на суше так же, как и на море. В этом случае их привилегии и вознаграждения соответствовали привилегиям тех, кто служил в королевском флоте [33, с. 226].

Корабли не имели постоянных экипажей. Для каждой экспедиции вербовался специальный экипаж, матросов набирали не только из профессиональных моряков, но и из людей, не имевших опыта плавания на судах. Моряки часто использовались и как солдаты на суше. Такой порядок комплектования экипажей судов приводил к тому, что они были, как правило, недисциплинированы и плохо обучены. В качестве матросов часто служили и иностранцы. Канонирами на кораблях, как правило, были итальянцы, немцы и фламандцы.

В португальском флоте не было парусных кораблей, специально построенных для войны. Галеоны и караки, которые во второй четверти XVI в. пришли на смену каравеллам, хотя и были вооружены пушками, служили не только для военных, но и для торговых целей.

Единственными судами, предназначенными исключительно для войны, были галеры — узкие и быстрые гребные суда. Но они никогда не использовались на далеком расстоянии от берегов, так как легко могли быть потоплены. Португальцы обычно подходили вплотную к вражескому судну и брали его на абордаж.

С начала XVI в. королевский флот был разделен на четыре эскадры. Две из них, состоявшие из галер и каравелл, обслуживали берега метрополии и Гибралтарский пролив. Третья курсировала в районе Азорских островов, чтобы вылавливать корсаров и охранять корабли, шедшие в Индию. Усиленная в 1552 г., эта эскадра стала состоять из трех галер и семи каравелл.

Четвертая эскадра состояла из судов, предназначенных для службы в Индиях и других колониях. Подсчитано, что после путешествия Васко да Гамы и до конца правления Мануэла Счастливого (1521) из Португалии в Индию вышло 250 парусных судов, т. е. около 10 в год. 20 из них погибли в пути. В течение 36 лет правления Жуана III на Восток были отправлены 248 судов [326, с. 122, прим.].

В XVI в. португальский флот занимал первое место в мире по числу своих кораблей. Ни один европейский монарх не имел столько военных судов, сколько было в распоряжении Мануэле Счастливого или Жуана III. По некоторым подсчетам, Жуан III имел флот, насчитывавший более 300 единиц.

Многочисленный и сильный португальский флот служил своего рода гарантом неприкосновенности португальских колониальных владений. В XVI в. их не пыталась оспаривать у Португалии ни одна европейская страна. Разгром Ф.-де Алмейдой египетско-гуджаратского флота в феврале 1509 г. в сражении у Диу не только нанес сильнейший удар арабской торговле и мореплаванию, но и почти на целое столетие сделал португальский флот хозяином восточных морей.

Однако уже к началу XVII в. португальский флот теряет свое ведущее место среди флотов европейских держав. Неудачная экспедиция короля Себастьяна в Марокко (1578), где погиб цвет португальского дворянства, и гибель «Непобедимой армады», экипированной в Лиссабоне, истощили казну и военные арсеналы Португалии и ускорили упадок португальского флота. Рекрутирование экипажей судов становилось все более трудным делом, и уже при Филиппе II на португальские суда, шедшие в Индию, стали нанимать главным образом голландских моряков.

Отказ португальских моряков служить на судах, шедших в Индию, был в значительной степени связан с опасностями такого путешествия из-за нападений пиратов и усиления английского и голландского флотов. Достаточно сказать, что из 157 судов, шедших из Португалии в Индию с 1580 по 1612 г., погибли 57. Часть из них была потоплена англичанами и гол-ландцами, другие потонули, так как были перегружены товарами, которыми были забиты не только трюмы, но и каюты. Некоторые погибли из-за того, что при Филиппе II корабли строились наспех, без должного учета технических норм и условий [там же, с. 124—125].

К концу XVII в. Франция, став самой сильной державой в Европе, создает колониальную империю. После победы буржуазных революций в Голландии (XVI в.) и Англии (XVII в.) появились новые колониальные хищники, которые стали оспаривать у Португалии ее колониальные владения. Англичане и голландцы лучше знали порты португальских колоний, чем сами португальцы. Размеры английских и голландских судов стали превышать размеры португальских кораблей. Они могли перевозить больше товаров и развивать значительно бо`льшую скорость.

Ослабление военного и прежде всего морского могущества Португалии к концу XVII в. имело своим неизбежным результатом потерю ею большей части своих колониальных владений в Азии и Африке.