Africa Tur → Справочные материалы → СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ВЕЛИКОЙ САВАННЫ → ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ АФРИКАНИСТИКИ И ИСТОРИЯ НАРОДОВ ЗАПАДНОЙ ЭКВАТОРИАЛЬНОЙ АФРИКИ

ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ АФРИКАНИСТИКИ И ИСТОРИЯ НАРОДОВ ЗАПАДНОЙ ЭКВАТОРИАЛЬНОЙ АФРИКИ

История народов Африки — этого огромного континента, прародины человека, родины одной из древнейших мировых цивилизаций, древнеегипетской,— изучена гораздо хуже истории других континентов. Причин этому много, но не следует забывать главного: века работорговли и колониального рабства, казалось, незыблемо, прочно утвердили мысль О «неисторичности», об извечной отсталости народов, живущих к югу от Сахары. В течение последних десятилетий усилиями передовых ученых всего мира этот миф был. развеян. Немалый вклад в работу по восстановлению истории народов Африки внесли советские историки-африканисты.

После освобождения стран Африки из-под колониального ига с небывалой силой растет интерес народов этих стран к своему прошлому. В государствах свободной Африки постепенно растут кадры историков-африканистов, складываются собственные исторические школы. Взгляды их, как правило, далеки от марксистско-ленинских. Именно поэтому так важны изучение истории этих народов и публикация работ советских африканистов.

В советской африканистике появилось немало работ, посвященных доколониальной истории различных стран континента. Таковы работы Ю. М. Кобищанова по истории Аксума (древняя Эфиопия) [27, 28 и др.]; Л. Е. Куб-беля — по истории средневековых государств Западного Судана (Гана, Мали, Сонгай) [36, 37]; Н. Б. Кочаковой — по истории низовьев Нигера (города-государства йоруба) [32]; И. И. Потехина — по истории народа ашанти (побережье Верхней Гвинеи) [57, 58]; Д. А. Ольдерогге — по истории и этнографии Западного Судана [47]; А. С. Орловой — по источниковедению, истории развития общественных отношении и этнографии народов Камеруна, стран Межозерья, государств и народов бассейна Конго и Мадагаскара [50, 51, 52, 53]; Э. С. Львовой — о государствах Луба и Куба (внутренние области бассейна Конго) [42, 43]; А. М. Хазанова — по истории Анголы и Мозамбика [69 и др.]. Этот список можно было бы продолжить, но мы отошлем читателя к книге, в которой суммируются материалы о советских востоковедах (в том числе и африканистах) [45].

В настоящей работе авторы пытаются дать общую характеристику и анализ событий исторического прошлого наиболее значительных народов Западной Экваториальной Африки и созданных ими государств. В данной же главе рассматриваются существующие мнения и высказывается точка зрения по наиболее важным, интересным и спорным проблемам истории народов Африки: вопрос о так называемой «отсталости» народов континента, этногенез банту, влияние экологического фактора па процесс исторического развития, проблемы источниковедения и «поисков хронологии»; влияние европейского проникновения и работорговли и многое другое.

Пробл ема «отсталости» народов Африки. Консервативная буржуазная историография, в противовес передовым ученым-африканистам, историкам-марксистам и ученым-африканцам, продолжает и по сей день твердить об извечной отсталости народов к югу от Сахары, вкладывая в понятие «отсталости» откровенно расистский или слегка завуалированный расистский смысл.

Действительно, к концу XIX в., ко времени колониального раздела, народы Африки заметно отстали от народов Европы и стали жертвой колониальных захватов. Впрочем, от быстро развивающейся капиталистической Европы в XIX в., как показал в своих работах Ю. М. Кобищанов, отстали и народы всех других континентов (за исключением американцев), т. е. все человечество «отстало» от Европы [29, с. 42]. Следует отметить, что в данном случае историческая истина как бы перевернута с ног на голову. Во-первых, можно говорить о том, что Европе, благодаря сочетанию самых различных и многочисленных благоприятных факторов (и экономических, и экологических, и исторических), удалось на много веков обогнать в своем развитии весь остальной мир, в том числе и Африку. А во-вторых, необходимо уяснить, когда началось отставание народов Африки от народов Европы. Хотя этот вопрос далеко еще не решен современной наукой, нам хотелось бы (привести несколько фактов, говорящих о том, что зачастую преувеличивают степень отсталости (вернее, «отставания») народов Африки и относят начало этого процесса к самым далеким временам, а также смешивают процесс замедленного развития народа с проблемой неравномерности, которая характерна для народов всех континентов и во все исторические эпохи.

В самом деле, на протяжении миллионов лет именно Африке принадлежит приоритет в развитии разумной жизни на земном шаре. Здесь впервые отмечено появление древнего человека. Этот факт считается доказанным при современном уровне наших знаний [166 и др.]. Не лишено вероятности, что здесь же располагалась область становления Человека Разумного (Homo Sapiens). На протяжении всего каменного века Европа была отсталой окраиной «культурного мира». В эпоху нового, каменного века (неолита), которая характеризуется появлением техники шлифования каменных орудий, широким распространением земледелия и животноводства, вся Северная Африка, включая Сахару — в то время цветущую и заселенную,— развивалась параллельно южным районом Западной Европы. В этот период началось быстрое развитие древнего Египта.

Во II тысячелетии до н. э. — в начале нашей эры, весь северо-восток Африки — к югу и к востоку от Египта — был центром процветающей африканской государственности. Таковы царства Напата (XII—VI вв. до н. э.) и Мероэ (VI в. до н. э.— IV в. н. э.), расположенные к северу и югу от слияния Белого и Голубого Нила; древний Аксум (II—VIII вв. н. э.) —на севере современной Эфиопии. Таким образом, в эпоху древних цивилизаций и в эпоху античного мира огромные районы Африки не только не отставали от Европы и Передней Азии, но зачастую и обгоняли их.

Однако археологические данные свидетельствуют, что уже с эпохи неолита началось замедление развития на — селения одной экологической области — зоны экваториального леса — и в Западной Африке и в Западной Экваториальной Африке (примерно между 4° северной и 4° южной широты). Тяжелые условия жизни в тропических джунглях, несомненно, отрицательно сказывались на развитии человека.

Продолжая сравнение, мы можем убедиться, что и в эпоху средневековья многие районы Африки развивались параллельно странам Европы. Так, если в Западной Европе после германского нашествия и падения Римской империи центр культуры и становления новых раннефеодальных отношений переместился на запад, в пределы обширной Франкской державы, то в Африке (к югу от Сахары) после завоевания Египта и Северной Африки арабами (VII в. н. э.) центр культурной жизни тоже переместился. К IX в. н. э. относится образование государства Канем близ оз. Чад; еще раньше, в III—IV вв. н. э., сложилось государство древняя Гана (область истоков рек Сенегала, Нигера); его последовательно сменяли государства Мали (XIII—XV вв.) и Сонгай (XV— XVI вв.). На северо-востоке континента на смену Аксуму пришла Эфиопия (XIII в.). Таково краткое изложение процесса развития народов Западной и Северо-Восточной Африки. Даже такие самые общие сведения о становлении государственности в этом наиболее изученном районе континента убеждают нас в том, что развитие общества и государственности протекало здесь, как и в Европе, неравномерно и во времени и в пространстве. В определенную эпоху конкретные причины обусловливали ускоренное развитие одних областей, но проходили столетия, менялись факторы, положительно или отрицательно влиявшие на развитие данного края, и центр культуры, центр государственности перемещался в другие страны. Следует добавить, что даже в средние века в Африке находилось (помимо названных нами) множество больших и малых процветающих государств, возникавших на основе раннефеодальных или феодальных общественных отношений.

Мнения большинства советских историков-африканистов сходятся на том, что развитие классового общества, раннефеодального по своему характеру, происходило в государствах Африки к югу от Сахары непосредственно на развалинах родо-племенного строя [37, 42, 47, 52 и др.].

Наши экскурсы в далекое прошлое, попытки найти общие черты у Африки и Европы объясняются лишь стремлением показать единство развития всего человечества, единство закономерностей, управляющих этим развитием.

Объект наших исследований — государства Великой Саванны в Западной Экваториальной Африке. Наша задача заключается в том, чтобы провести анализ исторических судеб наиболее значительных народов Западной Экваториальной Африки, систематизировать материалы об их государственности и своеобразной культуре, возникших здесь задолго до того, как появились европейцы. Район этот охватывает территорию Народной Республики Конго, Заира, а также некоторые области Замбии и Народной Республики Ангола.

Экологический фактор и его роль в развитии народов саванны. Человек, человеческое общество развиваются в тесной взаимосвязи со средой, окружающей нас. Поэтому для того, чтобы понять историю народа, необходимо знать географическую среду, в которой он жил и развивался.

До сих пор бытует мнение, будто Африка представляет собой некое подобие «рая на земле», где человеку достаточно лишь протянуть руку, сорвать вкусный, сочный плод,— и он сыт весь день. Стоит, лениво прищурясь, натянуть тетиву лука,— и у ног его — дичь. Так ли это? Специалисты по географии, экономике и истории континента скажут совсем другое. Просторы Африки необычайно разнообразны по рельефу, климату, почвенным условиям, животному и растительному миру. Они, как правило, по-своему суровы к человеку. Человек мог рассчитывать здесь только на свой труд и умение, на силу своих рук, на способность постоять за себя, если хотел выжить в условиях постоянной борьбы с природой, с дикими животными, пресмыкающимися и ядовитыми насекомыми, с буйной тропической растительностью, готовой задушить каждый росток, посаженный человеком; с одуряющим зноем и засухами, с одной стороны, и с чрезмерным обилием осадков, вызывающих страшные наводнения,— с другой.

Таковы условия жизни в Африке к югу от Сахары. Западная Экваториальная Африка — один из самых тяжелых для жизни человека районов на земле, Подробнее мы остановимся на этом вопросе в главе, посвященной уровню развития производительных сил.

Обширная впадина, пли котловина, Конго (около 300—500 м над уровнем океана) расположена в центре большой излучины р. Конго, окруженной со всех сторон возвышенностью. Крутыми уступами (в виде амфитеатра) она поднимается все выше и выше, достигая на юге высоты 1500—1700 м над уровнем океана, и постепенно переходит в высокие плоскогорья Анголы. Па западе возвышенность поднимается па 700—1000 м над уровнем океана, круто обрываясь неподалеку от Атлантического побережья, окаймленного узкой полосой прибрежной низменности (100 и менее километров шириной). На востоке краевые уступы достигают высоты 2000—3000 м. Юго-восток области занимают высокие плато Лунда (1500—1600 м) и юго-восточной Шабы (Катанги) (1400—1500 м).

Гигантской дугой огибает впадину р. Конго, которая то спокойно течет по широкому руслу (в отдельных местах до 15 км), то срывается с высоких уступов, образуя водопады и стремнины. На своем пути к океану она принимает множество больших и малых притоков, таких же капризных и своенравных. В своем течении р. Конго дважды пересекает экватор. Итак, перед нами — сложный рельеф местности, изобилующий порожистыми и красивыми реками, часто окаймленными вечнозелеными (галерейными) лесами; жаркий, так называемый субэкваториальный или экваториально-муссонный, климат со сравнительно незначительными колебаниями температуры в течение года и чередованием двух сезонов—дождливого и засушливого. С повышением местности климат заметно меняется. Например, в юго-восточной провинции Шаба (бывшая Катанга) в Заире резко увеличиваются колебания температуры в течение года. Здесь средняя температура июля + 16°, а октября + 24.

Тропический лес покрывает огромные площади Западной Экваториальной Африки. К югу от него простирается широкая полоса парковой саванны, поросшая высокой травой с островками светлых рощ, сбрасывающих листву в засушливый период. А еще южнее — полоса высокотравной саванны, где трава достигает трех метров высоты. Одиноко растущие деревья здесь, как и редкостойные саванные леса на плато Лунда и на высоких

Плато Шабы принадлежат тоже к видам, сбрасывающим листву в сухой сезон. Ярко-зеленая, цветущая в дождливый сезон саванна, где могучий и высокий травостой скрывает не только пешехода, но и всадника вместе с лошадью, в засушливый сезон представляет собой унылое зрелище. Глазам путника открываются необозримые пространства пожухлой травы с рощами или редкими деревьями с оголенными, причудливо изогнутыми ветвями.

Однако для жизни человека — это наиболее благо-приятный район, хотя, как мы видим, и здесь природные условия не столь уж щедры к человеку.

Этнический состав и проблема этногенеза. Рассматривая современную карту расселения народов Африки и распространения различных языков, замечаешь удивительную особенность. Если вся Западная Африка (к югу от Сахары), значительная часть Центральной Африки (южные районы Восточного Судана и прилегающие районы соседних с ним государств) населены народами, говорящими на языках, принадлежащих к различным языковым семьям, то вся Западная Экваториальная Африка, почти вся Восточная Тропическая Африка и почти вся Южная Африка (речь идет, естественно, об африканцах, а не о белых поселенцах) заселены народами, говорящими на языках единой семьи народов банту — очень близких и по корневой основе и по грамматическому строю. Некоторые из них взаимопонимаемы.

В основе грамматики языков банту лежат изменения корня с помощью различных приставок. Так, от корня «нту» — «человек» происходит слово «банту» — «люди, говорящие на близких языках». Вот несколько примеров, относящихся к языкам народов изучаемой нами области: «м», «му»—префикс единственного числа; «ба», «ва», «банья» — префикс множественного числа; «ки», «киши», «чи» — префикс, обозначающий название языка. Таким образом, муконго — один человек конго; баконго— весь народ конго (самоназвание народа); киконго (кишиконго) — язык, на котором говорят баконго. Производные от корня «луба» — мулуба — один человек; балуба — весь народ; чилуба — язык, на котором говорят балуба, и т. д. Народы банту роднит не только языковая близость, но и материальная и духовная культура, неопровержимо свидетельствующие о единстве их происхождения.

Вопрос об этногенезе банту до сих пор вызывает споры среди историков-африканистов. В 1968 г. была созвана специальная конференция для обсуждения всех известных теорий происхождения банту. Но и она не пришла к окончательным выводам. В настоящее время наиболее заслуживают внимания три основные теории происхождения народов банту. Одна из них связывает медленное движение негроидных народов к югу с высыханием района Сахары, начавшимся, по всем данным, к III тысячелетию до н. э.

Согласно этой теории, из районов Западной Африки, примерно из центрального Камеруна, где живут народы, говорящие на языках бантоидной группы, близких к языкам банту, началось к первым векам нашей эры заселение экваториальных областей континента народами банту.

Путь переселенцев шел вдоль северной границы экваториального леса и в районе Великих африканских озер выходил к Восточной Африке. Здесь поток переселенцев разделился на три ветви. Одна группа направилась на север, другая — на юг, а третья, обогнув оз. Танганьика, повернула на запад и заселила с востока Шабу, а затем всю Западную Экваториальную Африку. Великое переселение народов континента длилось многие века.

Эта теория господствовала в науке с первых десятилетий нашего века и до начала 60-х годов, когда появились очень интересные работы лингвиста-африканиста Гасри [146, с. 273—282], заставившие пересмотреть ее. Путем тщательного анализа и сопоставления близких корней двухсот языков банту Гасри пришел к выводу, что районом наибольшей концентрации «основных корней» этих языков является плато Шаба — область расселения современных народов бабемба и балуба. Исходя из этого, он сделал вывод, что именно эта область была прародиной банту и именно отсюда они двинулись на север, юг, запад и восток, заселив огромные области Африки. В последние годы появились работы, авторы которых пытаются увязать 'противоречия между этими двумя теориями.

На основании изучения археологических, антропологических и лингвистических материалов создана новая теория последовательных этапов миграции предков на — родов банту. Наиболее обоснованно эти взгляды изложены в статьях Йерно, Оливера, Познанского 1)149, с. 505—512; 199, с. 361—368; 209, с. 86—93; 210, с. 1-91

Согласно новой теории происхождения банту, начальной причиной, приведшей в движение народы Африки, было высыхание Сахары и резкое увеличение численности населения в связи с появлением производящих форм хозяйства: земледелия, скотоводства, а также освоения техники изготовления железных орудий труда. Исходный район переселения предков банту — плато центрального Камеруна (как и в первой теории), но движение ранней группы переселенцев происходило не в обход тропического леса, а либо через него, либо вдоль побережья океана — на юг, в бассейн р. Конго. Обилие притоков облегчало продвижение в глубь страны — к плато северной Шабы. Здесь переселенцы встретили благоприятные для жизни условия: лесистую саванну, изобилующую дичью и удобную для земледелия, рыболовные угодья, легкодоступные залежи медных и железных руд. Все это в совокупности с другими факторами привело к тому, что мигранты — древние банту — надолго остановились в этом районе. Именно здесь сложилось ядро народов банту, центр, откуда началось их дальнейшее расселение по всей Экваториальной Африке, или, как говорят специалисты, «вторичная миграция».

Как мы видим, последняя теория учитывает лингвистические материалы Гасри и объясняет, каким образом Шаба стала центром консолидации народов группы банту. Новейшие методы датировки археологических памятников позволяют определить примерное время ранних миграций — последняя четверть второго тысячелетия до н. э.

Вторичные миграции в долину Замбези относятся к I—II вв. н. э.; в Межозерье и Восточную Африку —к концу I тысячелетия н. э. По данным арабских источников, уже в IX—X вв. на восточном побережье Африки существовали обширные и могущественные политические объединения — «царства» банту, находившиеся под властью царя Зенджей ( «царя Черных»). Рассказы арабских хронистов и мореходов ученые связывают обычно с царством Мономотапа (на территории современной Родезии), которое оставило после себя развалины гигантских каменных крепостей (Зимбабве, Дхло-Дхло и др.) [21, с. 224—282]. Эти материалы свидетельствуют, что в Юго-Восточной Африке банту стояли на грани перехода от бесклассового общества к раннеклассовому, а быть может, к IX в. уже и перешли ее. Иными словами, банту прошли длительный путь развития, а основы имущественного и классового расслоения были заложены еще во время пребывания их предков в Шабе — одном из районов, о котором пойдет речь в нашей книге. Длительность «вторичной» миграции банту, в том числе и заселение этими народами всей Западной Экваториальной Африки, ученые определяют в 5—6 столетий. Однако уже к XIII—XVI вв. предки всех наиболее значительных народов, ныне живущих на просторах саванны Западной Экваториальной Африки, населяли примерно эти же области.

Так, предки баконго, близкие им бавили и другие населяли Атлантическое побережье к северу и к югу от устья р. Конго и огромные провинции по нижнему ее течению. К югу от них (к югу от р. Данде) жили амбунду (бамбунду)—будущие основатели государства Ангола. Предки бакуба пришли в междуречье Касаи-Санкуру. Предки балунда занимали обширные плато северо-восточной Анголы и соседние районы Заира. Балуба составляли основное население Шабы.

Источники. Различно сложившиеся исторические судьбы народов, живущих вдоль океанского побережья к северу и к югу от устья р. Конго, и народов глубинных областей саванны сказались на характере дошедших до нас источников. Для восстановления истории народов, удаленных от побережья, на первом месте по значимости стоят сделанные в разное время исследова- телями-европейцами записи исторических преданий. Любому народу, на каком бы уровне развития он ни находился, свойственны интерес и любовь к своей истории.

У народов Экваториальной Африки, вступивших в пору становления классового общества и государственности, при дворе правителей существовала почетная должность певца — хранителя народных преданий. Обычно эта должность передавалась по наследству. Войны, борьба за власть нередко приводили к завоеванию одного народа другим, к смене династий. Новые правители, стремившиеся «узаконить» свои «исторические права» на власть, требовали от вновь поставленных или пришедших извне хранителей исторических традиций «исправления» преданий в свою пользу. Создавалась новая версия преданий. Но старая продолжала жить в роду сказителей. Отсюда две, а иногда и три-четыре версии исторического события. Собранные и записанные учеными разных стран в период первых контактов европейцев с народами континента, и в период колонизации, и в колониальное время, эти версии исторического предания дают возможность с помощью их сравнения и сопоставления установить его достоверность. В то же время почти полное отсутствие источников иного характера создает большие трудности для исследователя. Записанные со слов одного информатора и принятые на веру, устные народные традиции нередко искажают суть событий; особенно большую путаницу вносит неправильная запись собственных имен. Поэтому, например, сравнивая записи, мы в одном списке правителей балуба находим семнадцать, в другом — восемнадцать, а в третьем — двенадцать имен. Однако анализ этих списков показывает, что наиболее яркие личности (Калала Илунга, Илунга Сунгу и Кумвимба Нгомбе, Илунга Кабале), а также и очередность их правления совпадают полностью. Еще больше неувязок в списках правителей бакуба (ньими): одни авторы дают перечень двадцати семи ньими, другие — двадцати восьми; существует два списка, включавших двадцать три правителя, имеются списки из тридцати девяти и двадцати шести имен. А один из первых исследователей бакуба — Эмиль Тордаи приводит сто двадцать одно имя. Подобные же расхождения встречаются и в списках правителей балунда.

Кроме изучения различных версий традиций исследователю необходимо учитывать и тот факт, что записывались они на слух людьми, как правило плохо или совсем не знавшими местных языков; или записывались латиницей, знаки которой не приспособлены для передачи звуков речи африканских языков. Например, имя Мбонго попало в списки в форме Бо Нго, Бон Го, Бон-га. Создавалось впечатление, что речь идет о трех разных правителях. Правитель балуба в одном случае назван Мвине Комбе Дай, в другом — Ндаи Мвине Ном-бе. Перечень примеров такого рода можно было бы продолжить и далее.

П оиски хронологии. Наиболее сложной проблемой в изучении истории бесписьменных народов является вопрос о хронологии.

Перед исследователями возникали, казалось, совершенно неразрешимые вопросы. Когда пришли предки бакуба на земли, занимаемые ими до сих пор Когда Конголо объединил земли балуба? Когда казембе стали самостоятельными правителями? Было ли это сто, триста или, может быть, тысячу лет назад?

У бесписьменных народов не было сплошного календаря; время делили по экологическим факторам (смена сезонов, чередование сельскохозяйственных работ) или структурным (годы царствований; смена поколений через систему возрастных классов; по периодичности рынков).

Правда, многие ранние источники по истории древнейших государств Месопотамии, долины Нила, да и древнего Рима и Греции также не знали сплошной хронологии и вели отсчет времени по периодам правлений. Даже и позднее, как убедительно показал советский ученый А. Гуревич, в Европе уже во время существования христианского летосчисления долго господствовало свойственное ранним историческим периодам представление о повторяющемся «замкнутом времени» [20].

Однако историография европейских народов, как и древнего мира, насчитывает уже многие столетия. Сведения, полученные от древних, давно приведены в соответствие с общепринятым григорианским календарем.

Африканисты же начали работать практически на пустом месте. «Поиски времени» стали поэтому важной и одной из самых неотложных проблем истории Африки. Ученые разных стран посвятили немало сил и времени ее разрешению, неоднократно проводились и международные симпозиумы. Уже многим фактам африканской истории нашлось место в сетке григорианского календаря. Этот длительный процесс в каждой отдельной африканской стране шел по-разному.

Иногда удавалось сопоставить местные устные предания с письменными источниками средневековья — с арабскими или европейскими свидетельствами. Наиболее сложны поиски хронологии истории у народов глубинных областей: их контакты с европейцами и арабами

практически возникли не раньше середины XVIII в. Вполне понятна поэтому радость Эмиля Тордаи, которому удалось обнаружить точную дату, легшую в основу разработки хронологии истории бакуба не только им самим, но и многими другими учеными. «Повествуя о великих событиях прошлого,— сообщает Э. Тордаи,— старейшины дошли до девяносто восьмого царя Бо Кама Боманчала. В годы его правления, рассказали они, не произошло ничего примечательного, если не считать случая когда в полдень внезапно исчезло солнце и на короткое время землю окутала мгла.

Услышав об этом, я потерял контроль над собой и даже подпрыгнул. (Мне захотелось сделать что-нибудь безрассудное.) Старейшины подумали, что меня ужалил скорпион.

Лишь спустя много месяцев я узнал точную дату — 30 марта 1680 года. В этот день полное солнечное затмение можно было наблюдать как раз на территории государства Бушонго» [21, с. 16].

Ошибки быть не могло: полное солнечное затмение произошло в этом районе Африки в XVII—XVIII вв. только однажды.

Существуют и другие точные даты. Прежде всего, это годы появления на землях балунда, балуба и бакуба первых европейцев. Зная эти даты и какой по счету правитель находился в это время у власти, а также приблизительно срок правления каждого из них, стало возможным, опираясь на точные даты, заглянуть в исторические дали и восстановить имена героев и события минувших дней. Здесь очень помогли дневники и отчеты Гамитту, Карвалью, Ливингстона, Кемерона и других путешественников. Однако «поиски хронологии», отправляясь от поздних ( «верхних») дат вниз, в глубь веков, невозможны без критического изучения и сопоставления версий исторических традиций и списков правителей. Необходимо выделить основные события, главные имена, отбросить случайные привнесения, установить линии тождества разных списков и разных версий.

Некритическое отношение к спискам правителей может привести к крупным ошибкам. Так, приняв на веру рассказ о ста двадцати одном правителе бакуба, Тор-даи пишет, что датой основания государства Куба является 490 год н. э. [231, с. 20—25], т. е. время, когда не может быть и речи о бакуба как о едином народе, создавшем свою государственность. Несмотря на это, точка зрения Тордаи довольно долгие годы господствовала среди африканистов.

Невыполнение перечисленных условий приводило к произвольному толкованию и к большим расхождениям не только в определении отдельных дат истории, но и времени основания государства. Так, например, Корне-вен пишет, что первое государство Луба возникло в XV в. и просуществовало до 1585 г., а второе было основано в первой половине семнадцатого столетия [121, с. 599—600]; Ван дер Ноот полагает, что Конголо основал единственную «империю» Луба и жил в начале восемнадцатого столетия [195, с. 141 —145]. При изучении истории народов глубинных районов Центральной Африки следует учитывать еще один фактор. Народы банту — исторически сравнительно недавние поселенцы во внутренней Африке. Передвижения отдельных племен и народов, постепенное расселение их в местах современного обитания растянулись на многие столетия. В процессе этих миграций возникали более или менее продолжительные связи, которые нашли отражение в легендах и исторических преданиях. Для воссоздания наиболее полной и достоверной исторической картины недостаточно знания исторических преданий, необходимо и тщательное сопоставление устных хроник разных народов данного региона.

Располагая более или менее точно фиксированными отдельными датами средневековой истории, зная время появления первых европейских путешественников у этих народов, а также имена правителей, их встретивших, зная точные списки правителей, сменившихся за период, отделявший первые точные даты от вторых, сопоставляя их друг с другом и, что очень важно,— с хронологией государства Конго, которую благодаря обилию письменных источников можно считать установленной, современные ученые-африканисты, объединив усилия, могут предложить датировку исторических событий в государствах, лежавших в глубине гигантской чаши бассейна Конго. Даты, которые вы встретите в предлагаемой вашему вниманию книге,— результат именно такой кропотливой работы многих ученых разных стран.

Таким образом, исторические предания в качестве источника при умелом их анализе и систематизации дают большой материал, который может быть положен в основу исторического исследования. Далее, на помощь историку приходят данные самых различных гуманитарных дисциплин: археологии, этнографии, сравнительного языкознания и других наук. Много нужных и интересных сведений мы получаем от европейцев — путешественников и исследователей второй половины XIX в. Все более и более значительной становится роль археологических изысканий. Сопоставление материалов раскопок с этнографическими данными помогает установить пределы преемственности древней, средневековой и современной культуры, пути переселений народов. Использование в археологии различных методов биологических, химических и физико-математических наук дает возможность сравнительно точно определить датировку памятников. Например, метод радио-карбонный (или ра- диоуглеродный) позволяет датировать костные останки или остатки растений с точностью до 25—30 лет, а с помощью метода дендрохронологии — по кольцам хорошо сохранившегося дерева — можно узнать время рубки его с точностью до одного года

Микроанализ металлических изделий дает интереснейшие материалы. Во-первых, он позволяет определить, каким способом был сделан данный предмет (плавка, холодная обработка, ковка), а во-вторых, установить особенности химического состава руды, из которой он сделан. Это, в свою очередь, помогает найти район, где добывалась такая руда, а затем установить, какими путями она попадала к потребителю. Изучение металлургии лежит в основе определения уровня развития производительных сил любого древнего и средневекового народа.

Народы, живущие неподалеку от побережья Атлантического океана, хоть и не создали собственной письменности, но, относительно рано столкнувшись с европейцами (конец XV в.), восприняли от них португальский язык, ставший языком делового общения, дипломатической переписки, культуры и образования. А это привело к тому, что при изучении их истории мы можем уже опираться не только на устные исторические традиции, археологические и этнографические материалы, но и на обильную письменную документацию. Особенно важно подчеркнуть, что значительная часть документов написана политическими деятелями — африканцами. Другая часть опубликованных материалов состоит из писем и документов политических деятелей различных европейских держав и деятелей католической церкви (вплоть до папы Римского). Она связана с проникновением европейцев и их соперничеством в первых попытках колонизации Западной Экваториальной Африки. Особенно интересно сравнение португальских и голландских источников, дающих богатые материалы, касающиеся не только истории колонизации, но и внутренней истории стран Атлантического побережья (Нижняя Гвинея). Наконец, в нашем распоряжении имеется и такой интересный источник, как «Описания путешест- вий», или «Сообщения» европейцев-дельцов, путешественников, католических миссионеров, живших в странах прибрежной Африки зачастую по десять-пятнадцать лет. В своих «Сообщениях» они дают и точные описания жизни, быта, экономики народов, а также детальные сведения о всех событиях в стране, свидетелями которых им довелось быть. Им же принадлежат самые ранние записи исторических преданий. Таким образом, при изучении истории народов и государств, сложившихся близ побережья океана, исследователь имеет в своем распоряжении источники, по обилию и разнообразию мало уступающие источникам по истории средневековой Европы или арабской Африки. Цель этого краткого экскурса в источниковедение — показать, что историю народов Западной Экваториальной Африки можно восстановить и написать, опираясь на серьезные и разнообразные источники.

Работорговля и ее роль в истории народов Великой Саванны. Большой интерес представляет весь круг вопросов о взаимоотношениях народов Великой Саванны с европейцами. В западноевропейской африканистике бытует мнение, будто европейцы принесли «свет цивилизации» народам Африки.

Действительно, проблема положительного и отрицатель ного влияния европейцев в Африке вообще и в Запад ной Экваториальной Африке в частности достаточно сложна. Однако такие темы, как история колонизации, географического изучения Экваториальной Африки в связи с проникновением европейцев, исследованы доста точно подробно советскими учеными [см.: 18; 22; 69; 70 и др.]. Поэтому мы остановимся на одном, на наш взгляд основном, вопросе — на влиянии европейской ра боторговли на развитие народов Западной Эквато риальной Африки.

Нет сомнения в том, что именно она разорила прибрежные государства бассейна Конго, вызвав бесконечные междоусобия, цель которых — захват военнопленных. Иным было на первых порах влияние работорговли во внутренних районах бассейна Конго, где правители некоторых государств систематически проводили военные экспедиции в области, населенные отсталыми племенами. Извлекая большие выгоды из работорговли, эти правители смогли временно укрепить и расширить свои владения (государства Луба и Лунда). Особой в истории Западной Экваториальной Африки была роль одного из народов — бангала, живущего и поныне по среднему течению р. Конго. Именно он взял в свои руки посредничество в торговле рабами, осуществляя связь между правителями внутренних областей, продающими рабов, и европейскими работорговцами.

В целом же последствия работорговли для населения Западной Экваториальной Африки были ужасными. Нередко зарубежные исследователи, не отрицая жестокости работорговли, либо совсем отрицают, либо преуменьшают ее губительные последствия для страны. Они утверждают, что жертвы и потери, которые Африка понесла в результате работорговли, целиком восполняются «благами» европейской цивилизации. Прежде всего — это введение новых, высокопродуктивных продовольственных культур (маниок и кукуруза), что вызвало якобы прирост населения, а также распространение христианства — новой «глубоко гуманной» идеологии; распространение грамотности и введение школьного образования и многое другое.

Факты же говорят об обратном: работорговля не только принесла неисчислимые беды африканским народам, она отбросила Африку назад. Кризис африканской государственности (сначала — на побережье, позже — и во внутренних районах), разрушение хозяйства, упадок производительных сил, происшедший в результате войн и междоусобий,— таков главный результат работорговли. Второе, о чем необходимо сказать,— это физическое истребление африканцев. О суровой жестокости, в обстановке которой следовали караваны рабов, о тысячах трупов, оставшихся близ невольничьих троп, пишут сами европейцы [157, с. 13; 226 и др.]. Многие из рабов-военнопленных, дошедших до побережья, умирали от голода и болезней в ожидании невольничьих кораблей, не меньше — на самих кораблях во время переезда через океан (подробнее см. 54). Один из португальцев писал из Анголы королю Португалии, что число погруженных рабов в течение пяти лет, которые он прожил в стране, достигало четырех-пяти тысяч человек в год, не считая множества несчастлых, умирающих в ожидании кораблей [96, с. 52]. Рабов грузили на каравеллы в таком количестве, что значительная часть их задыхалась до прибытия на место назначения [157, с. 13]. По подсчетам Л. Жадена, основанным на анализе архивов Голландской Вест-Индской компании, занимавшейся работорговлей, на каравеллах гибло до 20% невольников [153, с. 447—451].

Огромная страна была опустошена и разорена. Если еще в конце XVI в. португальские чиновники в Анголе считали, что «это — один из самых больших невольничьих рынков, который не будет исчерпан до конца света» (Абреу ди Бриту, 1591) [201, с. 99], то спустя тридцать—сорок лет европейцы описывают Анголу как страну, превращенную в пустыню, чей рынок рабов исчерпан почти до отказа [201, с. 120, 124 и др.]. Проникая все глубже в Экваториальную Африку, работорговля несла опустошение и гибель лучшей, наиболее жизнеспособной части общества. Стариков, детей и больных убивали на месте, захватывая лишь юношей, девушек, молодых мужчин и женщин.

Не следует забывать, что с работорговлей было тесно связано распространение многих (в том числе эпидемических) болезней, а также моральное разложение народов, уцелевших от работорговли. О каких же великих «благах цивилизации» имеют право говорить некоторые европейские исследователи в своих попытках оправдать работорговлю и «деятельность» белого человека? Работорговля обезлюдила, разорила Африку, отбросила ее на столетия назад, подготовив колониальный раздел континента. Таков итог проникновения европейцев на континент.