Africa Tur → Справочные материалы → ИСТОРИЯ СУДАНА в новое и новейшее время → Египетский Судан: экономика, социальная структура, политические и культурные процессы. Феодальная экономика

Египетский Судан: экономика, социальная структура, политические и культурные процессы. Феодальная экономика

Завоеванные турками огромные территории не составляли единого культурного целого. Арабский Судан, пилотский мир нынешних Южного Судана и Северной Уганды, центрально-африканские земли народов занде, мади, мангбету и др., царство Ньоро в Межозерье настолько различались, что объединял их лишь гнет египетского государства. Большинство народов на этих территориях еще до турецкого завоевания подвергались феодальной эксплуатации, будь то в развитом феодальном обществе Нубии или в княжествах занде, алуров, ачоли, ануаков, где существовали лишь зачатки феодальной эксплуатации; но турец кое-завоевание довело ее до предела и прибавило к ней систе матический грабеж.

Это имело как внешние, так и внутренние для местных обществ причины. К числу первых относилась непрерывно растущая потребность египетского правительства в денежных средствах, ненасытная жадность белых авантюристов: турок, египтян, левантинцев и европейцев, находившихся на службе египетского правительства, и т. п. Внутренние причины состояли в экономической слабости местных обществ, их неподготовленности даже к тем формам поздне-феодального экономического развития, которые существовали в тогдашнем Египте.

Основной формой отчуждения прибавочного труда мелких производителей были государственные налоги и повинности, которыми облагались средства производства: земля и водоподъемные колеса у земледельцев, скот у земледельцев и скотоводов кочевников, рабы и пр. Налоги по возможности взимались в денежной форме, но при господстве натурально-потребительской экономики вместо денег, которых крестьянам, бедуинам и тем более прото-крестьянам и свободным общинникам [103] Юга обычно не хватало даже для уплаты налогов, принимались по заниженным ценам рабы, скот, кожи, зерно, различные продукты промысловой охоты и собирательства: гуммиарабик, слоновая кость, шкуры, страусовые перья и т. п. На торговлю этими продуктами и рабами (до 1850 г.) была установлена государственная монополия. Продажа гуммиарабика в Каире и Александрии давала суданской государственной администрации 250— 300%, а слоновой кости и страусовых перьев — 500% чистого? дохода [55, с. 52, 531.

Более или менее правильное налогообложение существовало лишь в пределах бывшего Сеннарского султаната и в центральном Кордофане. Так, при Хуршидпаше за каждое водоподъемное колесо (сакию) в провинции Бербер земледельцы платили по 15 пиастров, в Донголе, где земли были плодороднее, а урожаи пшеницы и других культур выше, налог на сакию составлял 132 пиастра [117, с. 33]. После 1857 г. минимальный налог на сакию был поднят до 200 пиастров, позднее он еще повысился, а налог на шадуф (типа колодезного «журавля») доходил до 250—350 пиастров. Подать взималась деньгами или натурой. Ее размер зависел как от качества земли, так и от политики турецких властей; за феддан богарной земли саванн брали по 10 пиастров, за феддан на речном берегу — от 20 до 45 пиастров, а за феддан наиболее плодородной земли на нильских островах— 25—60 пиастров [55, с. 61, 134]. Если в провинции Донгола, где земледелие было самым интенсивным, крестьянин выращивал на орошаемом участке в сухой сезон второй урожай проса, то ему приходилось платить еще 117 пиастров. Дополнительно взимались налоги на крупный и мелкий рогатый скот, рабов и т. д. [117, с. 33].

В Нубии, Кордофане, Сеннаре и других северных и центральных провинциях местные власти совершали всевозможные злоупотребления, доводя народ до полного разорения. В случае неуплаты налогов в срок у крестьян отбирали все их имущество, сгоняли их с земли. (Характерный случай, происшедший еще в самом начале турецкого господства в Судане, описал О. И. Сенковский [44, с. 121].) Поборам подвергались и племена бедуинов— арабов и беджа. Так, у баггара ежегодно забирали часть крупного рогатого скота, овец и коз. Но в целом их положение не было таким тяжелым и унизительным, как у оседлых земледельцев: крестьян арабских и нубийских областей и протокрестьян Юга. Известно, что беджа племени амарар были обложены данью примерно в 500—700 ф. ст., но эта дань «уплачивалась скорее нечасто, чем никогда» [229, с. 101].,

При сборе налогов осуществлялся принцип круговой поруки: племени, деревни, города. Новая администрация и традиционные вожди раскладывали сумму налога между отдельными общинами и домохозяйствами внутри общин. При этом местная администрация и вожди присваивали себе по меньшей мере столько же, сколько шло в пользу правительства и разделялось между правителями Египта и Османской империи.

Один из подобных примеров приводит А. Э. Брем: «Араб Хасан Мусмар… поступал с несчастными суданцами с утонченной жестокостью и между прочим заставлял их выплачивать вместо обыкновенной тройную подать» [34, с. 425].

Турецкие правители не могли не учитывать традицию, созданную ими самими. Когда в 1857 г. в округа и волости были назначены начальники из суданцев — назиры и омды, они получили право устанавливать в свою пользу подать, но, конечно, не столь большого размера: 4% государственного поземельного налога и налога на сакии [55, с. 61, 62]. Но их аппетиты этим удовлетворить было невозможно. В южных провинциях они стеснялись еще меньше. Сбор налогов здесь превращался в грабительский набег, при котором крупный рогатый скот реквизировался в пользу центрального правительства и местных властей, а козы и зерно доставались солдатам, участвовавшим в набеге.

В. В. Юнкер следующим образом описывает поведение правительственного гарнизона одной из станций на крайнем юго западе Судана, где младшими офицерами были арабы или нубийцы, а солдатами базингиры — пилоты из разных племен, в основном динка, в юности захваченные в неволю и обученные турецкими офицерами: «По ничтожным причинам, а часто и безо всяких причин грабили они запуганных и беззащитных вождей, отнимая у них даже жен и детей, которых возвращали лишь за дорогой выкуп или оставляли их в рабстве… Скоро драгоманы опять вышли на грабеж и вернулись вечером, нагруженные чужим добром. Громко смеясь и переговариваясь, они рассказывали, что застрелили несколько туземцев. При этом бандиты украли несовершеннолетних и детей, которых пригнали на станцию связанными; кроме того, они утащили с собой все, что могли унести: маис, копья, ножи, скамьи и другую домашнюю утварь, даже тенета для ловли дичи» [47, с. 128, 129, 132, 305, 306].

Для земледельцев при турках трудовая повинность стала намною тяжелее, чем прежде. Крестьян сгоняли на прокладку дорог, телеграфных линий, ремонт плотин, мостов, очистку каналов, бурлачество, земледельцев Юга — на переноску грузов. Все, кто путешествовал вместе с турецкими вельможами вверх по Нилу, Белому и Голубому Нилу, описывали или по крайней мере упоминали бурлаков — набранных в прибрежных деревнях жителей, которые, подгоняемые ударами бича, тянули речные суда вверх по течению [39, ч. I, с. 137 и др.] Бурлаков турки доставали просто: хватали в деревнях всех трудоспособных мужчин [58, с. 81]. На нужды строительства турки, по свидетельству путешественников, сгоняли людей, «не стесняясь никакими соображениями», реквизировали у них верблюдов и лодки [34, с. 180].

Для вербовки даровых работников порой применяли хитрость. Так, наместник Ахмед-паша объявил в Эль-Метемме, что <ему нужны здесь работники для копки колодцев и плотники для строительства водочерпальных колес — сакий; всем он обещал платить по одному пиастру в день [58, с. 86]. Плата была невелика: слуга в Хартуме получал впятеро больше, но многие крестьяне пришли наняться на работу. Тех, кто проявлял себя хорошим работником, через день или два заковывали в деревянные колодки, как захваченных на Юге рабов, и отправляли в Хартум, где были нужны строители [58, с. 86].

Поборы, вымогательства, насилия со стороны представителей государства вели к тому, что терроризированное население деревень боялось их пуще диких зверей; в Эль-Гезире южнее Сеннара местные арабы-земледельцы, завидя феску турка, убегали в заросли, бросая жилище и все имущество [39, ч. I,. с. 158]; то же сообщали и о крестьянах других районов Судана [58, с. 81].

У крестьян Северного Судана и прото-крестьян Южного Судана забирали не только весь прибавочный, но и значительную часть необходимого продукта. Их дети часто умирали от голода и связанных с ним болезней, либо их отнимали у родителей и угоняли в неволю. Наконец, и самих родителей отрывали от дома, от хозяйства.

Турки в своих имениях широко применяли принудительный труд «свободных» крестьян и прото-крестьян, на которых распространялась их административная власть. Таким был Хусейн, начальник арнаутского конного отряда в Шенди; в его именин трудились крестьяне из ближних деревень, периодически сгоняемые на барщину [34, с. 575].

Правительство Египта принуждало суданских крестьян выращивать технические культуры: индиго (в нильских областях Донгола и Бербер), хлопок, сахарный тростник (в Бербере и Эль-Гезире), земляной орех, виноград, опийный мак, розы и жасмин для получения масла [55, с. 55].

В частности, новые культуры внедрял в своем губернаторстве, включавшем всю восточную часть Египетского Судана и Эль-Гезиру, энергичный Ахмед Мумтаз. Иной раз для их выращивания он выбирал самые неподходящие места. Но и тогда, когда почвенно-климатические условия благоприятствовали его опытам, крестьянам и полуоседлым земледельцам было не легче. В 1871 г., когда долину Атбары проезжал англичанин. Роукби (состоявший в то время на египетской службе), он отметил «деспотическое навязывание культуры хлопка», в результате чего «выращивание зерновых культур почти запрещено» [65, с. 162]. Сходное положение наблюдалось в долине Гаша (район Кассалы) и Бараки (район Токара).

Кроме «кнута» применялся и «пряник»: в дельте Гаша и долине Бараки был снижен налог на землю, на которой выращивался хлопок и другие технические культуры, тогда как на участки продовольственных культур налоги повышались [229, с. 28].

В Токаре культура хлопка всетаки прижилась [229, с. 104]. Продукцию скупали правительственные агенты по чрезвычайно низким ценам. Затем эти деньги изымались в пользу правительства в виде налогов [117, с. 33—35]. В конечном счете суданское золото уплывало за моря и оседало в Париже, Лондоне, Вене.

Особое значение для Египта, который еще со II тысячелетия до н. э. постоянно нуждался в дереве и продуктах животноводства, имел вывоз из Судана древесины, скота, кож и шкур. Взамен десятков тысяч коров, верблюдов, коровьих, козьих, овечьих шкур и пр. [55, с. 56] Судан не получил ничего. А ведь рабочий скот у крестьян Севера и стада, которые паслись в степях, и саваннах Юга, принадлежали к числу необходимых условий местного производства.

Недостатком денег и необходимостью во что бы то ни стало приобрести их для уплаты налогов объяснялась поразительная, дешевизна продовольственных товаров в тогдашнем Судане.

Наиболее энергичные турецкие правители отдельных областей и провинций пытались развить их экономику, насаждая в своих наместничествах или по крайней мере в своих имениях неизвестные здесь прежде системы земледелия и виды культурных растений, заимствованные из Нубии, Египта и Турции. Так, например, генерал-губернатор Судана черкес Ахмедпаша Абу Видан насаждал в Хартуме финиковые пальмы, в своем имении в Камлине (долина Голубого Нила) он приказал соорудить 50 водоливных колес и систему оросительных каналов; здесь выращивались индиго, сахарный тростник и другие новые для этих мест культуры. Земля в его имении обрабатывалась не только вручную, как это было здесь принято испокон веков, но и при помощи сохи, запряженной буйволами и верблюдами [55, с. 55]. Е. П. Ковалевский в 1848 г. наблюдал такую пахоту в Фазугли [39, ч. II, с. 76]. В районах Камлина и ИмаратвадРавы в своих имениях выращивал большое количество индиго бывший чиновник при хукумдаре копт Мухаммед Нурэддин [199, с, 268].

Вместе с тем в период турецкого господства в долине Нила и в Кордофане начало вырождаться традиционное орошение. Останавливались и разрушались водоливные колеса, заносились илом и песком оросительные канавы. По свидетельству А. Э. Брема, на нильском ове Арго «до турок было до 1000 водочерпальных колес; теперь же в ходу едва четвертая часть их» [34, с. 398]. В связи с этим сокращалась площадь обрабатываемых земель.

В целом турецкое господство в Судане означало более или менее организованное тотальное ограбление страны вплоть до разрушения ее производства. Из Судана в Египет вывозили всег что можно. В короткий срок у населения путем налогов и конфискаций были изъяты вековые запасы драгоценных металлов в монете и в изделиях. Один из европейских путешественников удивлялся, как можно было собрать такие большие суммы денег в стране со столь слабо развитой торговлей [177, с. 32, 33]. Экзотические товары: гуммиарабик, слоновая кость, страусовые перья, шкуры диких зверей, древесина, за которые суданцы лрежде получали плату от торговцев, теперь изымались через систему налогов и принудительного труда. На юге земледельцев и скотоводов убивали или захватывали в плен при охоте за невольниками.

Разорение довершала бесхозяйственность турецких властей. Скот, десятками тысяч голов перегоняемый в Египет, в большинстве погибал по дороге. Принудительное внедрение хлопка и опийного мака в Нубии не дало положительных результатов [177, с. 34, 35; 55, с. 551. Не менее характерна история попыток создать в Египетском Судане горнодобывающую и металлургическую промышленность.

Еще в древности на территории Нубийской пустыни добывались золото и изумруды (вместе с хризолитами), а в средней части Судана железная руда, из которой в Мероэ выплавлялось много железа. Именно из Мероэ кустарная черная металлургия постепенно распространилась по всей Тропической Африке. В начале средневековья золото в россыпях промывали в долине Голубого Нила. В IX в. разработка золотых рудников Нубийской пустыни была возобновлена арабами. Но в новое время золото добывалось преимущественно в Фазугли, в долине Голубого Нила, а главные разработки железной руды производились в предгорьях южного Кордофана. Разрушительный эффект турецкого правления подорвал традиционную добычу золота и железа.

Каирское правительство попыталось возобновить заброшенные разработки, а те, которые местное население еще вело кустарным способом, поставить на промышленную основу. Еще в 1819 г. древние изумрудные копи Атбаи (Нубийская пустыня) обследовал итальянский минералог и химик Дж. Форни. В 1825 г. он вместе со своим соотечественником геологом Дж. Б. Брокки сопровождал наместника Судана в Сеннар и изучал этот район [199, с. 128]. В конце 20-х годов XIX в. в южный Кордофан прибыла группа из восьми английских специалистов, но шестеро из них умерли, а оставшиеся в живых уже через два месяца покинули Судан [55, с. 62]. В 1833 г. для обследования: золотых рудников Атбаи был послан французский инженер Л. М. Ленан-де Бельфон [60], перед тем исследовавший низовья Белого и Голубого Нилов.

В 1837 г. золотоносные земли Фазугли исследовал итальянский инженер Бореани, который пришел к выводу о бесперспективности разработок золота в Судане. В следующем году он снова был направлен в Судан, но погиб в пути [199, с. 83, 841. Тогда вместо него прислали австралийского геолога и горного инженера Йозефа фон Руссегера, который изучил горы Такали, Нуба и Фазугли. Его мнение о богатстве страны драгоценными металлами было противоположно выводу Бореани [198, с. 322]. Авторитет Руссегера был настолько высок, что правители Египта уверовали в скорое обогащение за счет суданского золота, платины и серебра. В свою поездку по Судану в 1838—1839 гг.

Мухаммед Али взял с собой французских инженеров Ламбера и Лефевра (сенсимонистов), продолживших исследования своих предшественников; но Лефевр вскоре умер от болезни, а Лам бер вернулся в Египет.

Позднее Мухаммед Али решил прибегнуть к помощи России. Он послал на уральские золотые рудники практикантами молодых египетских инженеров. Затем они были отправлены в Судан. В 1847—1848 гг. к ним на помощь прибыла группа русских: специалистов во главе с Е. П. Ковалевским. Оборудование для промывки золота, стоившее огромных денег, к прибытию русских в Судан оказалось «перебито, переломано, украдено, распродано» [39, ч. II, с. 2, 3|. В области ДарБерта они построили фабрику для промывки золота из россыпей [39, ч. II, с. 195, 196]. Описания итальянского миссионера (будущего кардинала) Массайи и французского путешественника Ж. Бельтрама свидетельствуют о постепенном упадке этой фабрики, которую вскоре Мухаммед Саидпаша закрыл [58, с. 54].

В общем при турках минеральные богатства Судана толком не разрабатывались. Зато власти Египетского Судана постарались усилить и «модернизировать» такой промысел, как охотам за рабами. Если до прихода турок караваны из Дарфура и Судана доставляли в Египет 9 тыс. невольников, да еще 2—3 тысячи вывозилось морем через Суакин [50, с. 396], то в 1825 г. наместник отправил Мухаммеду Али 40 тыс. пленников, а в 1839 г.— уже в 5 раз больше, не считая тех, которых оставляли в самом Судане или здесь продавали. При Али Хуршиде захват невольников стал одной из главных целей походов правительственных войск. По свидетельству А. Э. Брема, правительство «систематически устраивает охоты за невольниками» [34, с. 180].. В 1829 г. рабы продавались с аукциона в резиденции хартумского губернатора [259, с. 229]. По свидетельству европейских путешественников, все египетские чиновники в тогдашнем Судане считали работорговлю благом [29, т. II, с. 206, 228].

Велась и частная работорговля. В 1835 г. сенсимонист Ре буль и французский вицеконсул в Судане Ж Тибо некоторое время путешествовали с караваном рабо-торговцев-джеллябов, направлявшимся из Кордофана в Каир. Он вез 200 рабов [58,. с. 48]. В дневнике работорговца Ж.А. Вейссьера за 1853 г. мы читаем, что западные динка в голодное время продавали баггара не только слоновую кость, но и собственных детей; такая же торговля велась ими и в Тагали [51, с. 137].

Покровительство работорговле в Нилотии со стороны турецких властей являлось важным фактором их политики в этом районе. В середине XIX в. царь шиллуков запрещал работорговлю (хотя и платил турецким правителям Судана дань людьми.. Он сурово наказал одного своего подданного, продававшего шил лукских детей джеллябам. Его преемник был свергнут с престола при поддержке джеллябов и убит теми своими подданными, которые желали торговать соплеменниками.

Как в то время, так и позднее вдоль всей южной границы Египетского Судана велась регулярная охота на людей под прикрытием охоты на слонов. Ее организаторами являлись авантюристы из турок вроде Кучука Алиаги, собравшего отряд в 400 воинов [199, с. 208], или арабских шейхов Мухаммеда аль-Хилали и Зубейра Рахмы Мансура, о которых говорилось выше. Они арендовали у правительства ту или иную территорию на Юге для «охоты на слонов», причем деньги на вооружение своих банд и на другие предварительные расходы получали от бе лых работорговцев — турок, левантинцев, европейцев. В начале турецкого периода рядовые члены такой банды получали часть захваченных пленников, но в 60—70-х годах XIX в. им выдавалось твердое месячное жалованье плюс премиальные за продолжительный (более пяти месяцев) поход.

В записках европейских путешественников мы находим рассказы о походах за невольниками, которые предпринимались такими бандами. «Деревню негров окружают со всех сторон и берут ее приступом. Стариков, больных и негодных для рабства они беспощадно убивают, а женщин насилуют… Победитель, забрав с собой и весь оставшийся в деревне скот, пускается в обратный путь. Окруженные солдатами, движутся пленники, подвергающиеся худшему обращению, чем скот» [34, с. 225].

С. Бейкер был свидетелем того, как в 1864 г. «бессовестные грабители — хартумские торговцы» Хуршид и Дебоно, послав свои банды на крайний юг Египетского Судана, подвергли обширные территории страшному опустошению: «Соперничающие шайки Хуршида и Дебоно под предводительством Ибрагима и Мухаммеда вад эльМекка соединились с враждующими племенами п страшно разорили страну. Черные пепелища деревень и опустошенные поля… Прежде здесь было много скота; теперь его весь угнали, и прекрасная область, прежде цветущая, совершенно одичала». В отрядах турецких и европейских охотников за невольниками состояли на службе арабы-баггара, парани лотыбари и представители других народов [32, т. II, с. 13, 170, 1711. Банда Дебоно под предводительством его племянника Амабиле действовала и в предшествующие годы [32, т. II, с. 16, 172].

Крайне медленно и непоследовательно создавалась система современных для XIX в. коммуникаций. В течение более чем двух десятилетий правительство Египта и власти Египетского Судана (в частности, Ахмед Мумтаз) обсуждали возможность строительства в Судане железной дороги от долины Пила к Красному морю и каналов в обход первых порогов, по до мах дистского восстания строительство не было начато.

Уже в 1837 г. Мухаммед Али рассматривал проект железной дороги, которая должна была связать железнорудные месторождения Кордофана с Белым Нилом, а возможно, и с Красным морем. В 1855 г. в книге, опубликованной в Париже, савойский делец А. БрюнРолле (о котором еще будет сказано ниже) сетовал на трудности торговли в Судане без железнодорожного строительства. В следующем году хедив Мухаммед Саид во время своей поездки по Судану обсуждал вопрос о таком строительстве. С 1864 г. изучением возможной трассы железной дороги стали заниматься англичане, а с 1868 г. — египетские инженеры [200, с. 8—10].

В 1875 г. началось строительство железной дороги на крайнем севере Судана, в ВадиХальфе, для соединения с египетской железнодорожной линией в обход порогов. Дорогу строили местные крестьяне, которых привлекали на работу в порядке государственной трудовой повинности. Была сооружена ветка от Вади-Хальфы до Сараса протяженностью 54 км [200, с. 12—14].

Более успешно развивался речной (по Нилу и его притокам) и морской (по Красному морю) транспорт.

Попытки основать в Судане речное пароходство предпринимали европейские купцы. Их услугами пользовался Мухаммед Лбд аль-Халим, сын Мухаммеда Али, посетивший Судан в 1856 г. Зимой 1856/57 г. один принадлежавший государству пароход совершил плавание из Каира в Донголу. В 1865 г. в Судан из Египта прибыла флотилия из четырех пароходов хедива, в 1869 г. — вторая, состоявшая из шести пароходов, а еще три были доставлены в разобранном виде караваном верблюдов. Они оказали неоценимую помощь в исследовании и присоединении к Египту земель Южного Судана и Уганды.

В 1878 г. в Хартуме на доках работало до двухсот рабочих, в большинстве выпускников местной католической школы. Они под руководством инженеров (англичан) производили сборку судов, доставлявшихся караванами из Египта [200, с. 4]. А в 1857 г. на Красноморском побережье Судана была основана первая частная пароходная компания «Маджидия». Четыре ее судна перевозили паломников из аравийской Джидды в Суэц и Суа кин. В 1864 г. на смену ей пришла компания «Азизия», владевшая восемью пароходами, которые регулярно доставляли грузы и пассажиров из Суэца в Суакин. В 1870 г. эта компания была преобразована в государственную [200, с. 6, 7].

Почта в Судане также появилась первоначально как частное итальянское предприятие (Posta Europea), с течением времени оно было заменено государственным ведомством [200, с. 26, 27, 288, 289].

Но, может быть, самый яркий пример бесхозяйственности турок — судьба Суакинской гавани. Суакин, который в течение целого тысячелетия являлся главным красноморским портом Судана, во второй половине XIX в. переживал период своего расцвета. В 1860 г. местный губернатор приказал укрепить городскую цитадель и перестроить свой дворец, используя для этого свежеподнятые со дна моря коралловые глыбы. Коралловая крошка попала в гавань, кораллы прижились и начали размножаться. В дальнейшем здесь разрослись коралловые рифы и порт погиб.

В результате грабительской налоговой политики, охоты за рабами и хищничества властей обезлюдели целые области. По этим же причинам, а также из-за государственной монополии на торговлю важнейшими товарами, которые вывозились по Нилу в Египет еще около середины XIX в., резко упала торговля Суакина [229, с. 103, 1041.

Быстрому истреблению подверглись галерейные леса и животный мир Судана, особенно слоны.

Столь катастрофическое разрушение традиционной экономики лишь в ничтожной мере компенсировалось созданием более или менее современной, по тогдашним понятиям, инфраструктуры (пароходы и крупные деревянные и металлические барки и баржи на Ниле и его притоках, почта, телеграф и пр.), внедрением некоторых новых сельскохозяйственных культур (в основном товарных), строительством ряда промышленных предприятий. Эти предприятия были, как правило, невелики и немногочисленны. Единственное исключение — судоверфь в Хартуме, где, как отмечалось, было занято более 200 рабочих. В Шамба те Ахмед Абу Вадан устроил фабрику для получения краски индиго, в Камлине — завод по производству мыла, сахара и рома (им руководил немецкий мастер) [39, ч. I, с. 148, 1491. Фабрики индиго появились также в Донголе, кирпичный завод (принадлежавший одному итальянцу)—близ Хартума [199, с. 281. В новых городах европейские и египетские ремесленники заводили мастерские (где работали сами с помощью африканцев), аптеки и пр. Однако большую часть белых мусульман и христиан, в Египетском Судане составляли не технические специалисты, а феодалы, работорговцы и охотники па слонов.