Уганда | Книги и материалы об Уганде | Н. А. Ксенофонтова, Ю. В. Луконин, В. П. Панкратьев. ИСТОРИЯ УГАНДЫ в новое и новейшее время | Рост новых социальных сил

Туры по Уганде:

ВСЯ УГАНДА ЗА 12 ДНЕЙ
Горные гориллы, горные озера, рафтинг по Нилу и много животных

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ И РУАНДЕ
В поисках маленьких людей и больших обезьян

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ И КЕНИИ
С отдыхом на Индийском Океане

УГАНДА, КЕНИЯ И ТАНЗАНИЯ
Путешествие по Восточной Африке и отдых на Занзибаре

Africa Tur Уганда Книги и материалы об Уганде Н. А. Ксенофонтова, Ю. В. Луконин, В. П. Панкратьев. ИСТОРИЯ УГАНДЫ в новое и новейшее время Рост новых социальных сил

Рост новых социальных сил

В 40—60-е годы процессы формирования новых социальных сил Уганды ускорились. Этому содействовали все большая интеграция экономики страны в систему мирового капиталистического хозяйства, изменения в общественном разделении труда внутри протектората.

Колониальный режим накладывал свою печать на социальные процессы в африканском обществе Уганды: одни — ускорял, другие — замедлял. Но он оставался постоянным в одном — придавал этим процессам уродливые, нередко гипертрофированные формы. Метрополия боялась естественного хода развития, так как он угрожал ее господству.

Формирование африканского рабочего класса происходило в условиях жестокой колониальной эксплуатации и пережитков докапиталистических отношений. Возраставшие потребности в рабочей силе удовлетворялись главным образом за счет отходников из угандской деревни. При этом значительной была и иммиграция отходников из соседних колоний — по официальным данным, до 100 тыс. человек в год [383, с. 179].

Отходник соглашался на любые условия труда. И он оставался на наемной работе тем дольше, чем ниже была заработная плата и чем дороже была жизнь в городе. Это обеспечивало работодателям исключительно благоприятный рынок труда. Отходничество оказывало понижающее воздействие на стоимость и цену как постоянной, так и временной рабочей силы.

После войны процесс отрыва крестьян от земледелия ускорился, о чем свидетельствовали данные о росте численности городского населения. За период 1948—1956 гг. число жителей Кампалы, Джинджи, Энтеббе увеличилось на 85% по сравнению с ростом всего населения Уганды на 9,6% [365, с. 92]. Промышленное строительство в 40—50-е годы обусловило появление постоянной прослойки африканского населения, занятого наемной работой. Число лиц наемного труда в протекторате увеличилось с 72,7 тыс. в 1938 г. до 228,9 тыс. в 1960 г., т. е. утроилось [77, с. 462; 85, с. 666]. Удельный вес работавших по найму к общей массе самодеятельного населения в 1955 г. достиг 17% (против 7,9% в 1938 г.) [85, с. 666].

Среди лиц наемного труда (в 1960 г.— 228,9 тыс.) промышленных рабочих было мало: в обрабатывающей промышленности — 24,6 тыс., на рудниках и карьерах — 5,3 тыс., на строительстве — 29,2 тыс., на транспорте и в учреждениях связи — 10,1 тыс., в торговле — 10,7 тыс. [77, с. 462]. Большая группа рабочих была занята в сельском хозяйстве (49,4 тыс.) и на предприятиях по первичной переработке экспортных культур (6,8 тыс.).

Географически армия наемного труда размещалась крайне неравномерно. В одной лишь Кампале в 1959 г. было 16% наемных работников [477, 28.V.1959]. Почти 50% трудились в двух районах — в Менго (Буганда) и Бусоге (Восточная провинция). В Уганде отмечалась сравнительно высокая концентрация рабочей силы. В 50-е годы появились крупные заводы и фабрики. В 1957 г. семь предприятий нанимали более 1 тыс. рабочих i[279a, с. 31]. На долю 37 крупных работодателей (от 500 рабочих и больше) приходилось 30% рабочей силы, а на долю 2010 мелких — только 11%. Самым крупным работодателем была колониальная администрация — 41,7%.

Городское африканское население и соответственно армия наемного труда отличались большой пестротой в национальном, возрастном, половом составе. Например, в Джиндже в 1950—1951 гг. жили и работали представители 80 народностей и племен Восточной Африки [374, с. 17—18]. Среди них преобладали мужчины (65%) в возрасте от 16 до 45 лет (75%). В 1957г. в Кампале трудились 34% рабочих-багапда, 25% были выходцами из западных областей, 10%—из северных, 6%—из восточных, 25%—из соседних колоний [279а, с. 31]. Новым для Уганды явлением была миграция и работа по найму женщин: в 1952 г.— 3—4 тыс., в 1956 г.— 6 тыс. [85, с. 355].

Подавляющее большинство африканцев, занятых по найму, составляли неквалифицированные рабочие. В 1955 г. их было 67,5% против квалифицированных (включая низшее звено управления)— 12,1% [277, с. 49]. Остальные (20,4%) причислялись к категории обученных или полуквалифицированных. Власти и работодатели жаловались па низкий уровень образования, который отрицательно влиял на производительность труда. Действительно, в Кампале и Джиндже число совершенно неграмотных превышало 50% [374, с. 39].

После войны обострилась проблема постоянной рабочей силы. В 1948 г. на нее приходилось 10%, в 1952 г.— 12% [253, с. 40]. Решение ее упиралось в проблему улучшения материального положения африканских рабочих. Впервые минимум заработной платы был введен в 1950 г. [443, 16.11.1950]. Его низшая граница устанавливалась на уровне 33 шилл. в месяц. Между тем, даже по официальным данным, 50 шилл. не обеспечивали прожиточного минимума [376, с. 55—58]. Рост недовольства рабочих заставил власти ввести в 1959 г. в шести городах новый минимум заработной платы — от 57 до 75 шилл. [477, 9. VII. 1959]. Однако и этот минимум не удовлетворил профсоюзы, которые считали, что он занижен в 1,5—2 раза и распространялся лишь на 25% рабочих, живших в городах.

Африканские рабочие трудились в тяжелых условиях. Продолжительность рабочей недели равнялась 45—50 часам. Предприниматели постоянно жаловались на низкую производительность труда рабочих, обвиняя их в «лени» и «безответственности». Обвинения работодателей опровергла даже королевская комиссия 1953—1955 гг. Низкую производительность труда рабочих она сочла результатом таких факторов, как недостаточное питание, физическая слабость, отсутствие квалификации и экономической заинтересованности [109, с. 149].

Официально расовой дискриминации африканских рабочих не проводилось, юридически «цветного барьера» в промышленности не устанавливалось. Однако и дискриминация и барьер существовали. Основную массу неквалифицированных рабочих составляли африканцы. Получить специальность и квалификацию африканцу было трудно. В 1957 г. действовали всего шесть государственных технических школ. Обучение в них было платным. В основном школы готовили рабочих для сельского хозяйства, строительства, коммунальных учреждений, но не для промышленности. Подготовка африканцев на производстве тормозилась тем, что работодатели располагали штатом европейских и азиатских рабочих. Однако вскоре владельцы предприятий поняли выгоду, которую могли извлечь из эксплуатации квалифицированных африканцев. Они приступили к созданию привилегированных групп обученных африканцев, которые оплачивались лучше и служили им опорой. А в середине 50-х годов на таких предприятиях, как рудники Килембе, ГЭС Оуэн-фолз, фабрика в Джиндже, функционировали технические курсы для африканцев.

Работодатели обычно квалифицированных африканцев зачисляли в разряд полуквалифицированных и таким образом снижали их заработную плату. Но и тем африканцам, которые признавались квалифицированными, платили намного меньше, чем европейцам или индийцам. Например, в 1955 г. квалифицированный африканец получал в мсц. 8—11 шилл., индиец — 15—30 шилл., европеец — 40— 100 шилл. И такая оплата производилась за равный труд.

В 1959—1962 гг. угрожающие размеры приняла безработица. Но данным департамента труда, только один из десяти африканцев, искавших работу, мог получить ее [477, 30.V.1962]. В 1961 г. возникла африканская ассоциация безработных, в задачи которой входило подыскание работы для ее членов. Крайне тяжелые материальные условия, расовая дискриминация, национальный и политический гнет приводили африканских рабочих на путь борьбы с иностранными «ксплуататорами. Эта борьба вливалась в общий поток антиимпериалистического движения народов Уганды.

Зарождение предпринимательских элементов в африканском обществе Уганды происходило в 20—40-е годы. После войны нот процесс получил дальнейшее развитие.

Наиболее благоприятной средой для роста предпринимателей оставалось сельское хозяйство, особенно в южной части Уганды. В Буганде позиции общины были окончательно подорваны. Земля стала постоянным объектом коммерческих операций: продавалась, покупалась, закладывалась [300, с. 306— 307]. Число частных землевладельцев с 1910 по 1960 г. увеличилось с 4 тыс. до 50 тыс. Количественный рост происходил за счет как дробления феодальных имений [383, с. 78, 124—149], гак и перехода земли из рук в руки. В Буганде сложилась прослойка сельской буржуазии.

В период высоких мировых цен на хлопок и кофе (1946 — 1955 гг.) многие производители расширяли участки под экспортные культуры. Чтобы расширить посевы и посадки, сберечь и спять урожай, в больших размерах привлекался труд отходников и батраков (с наделами) [383, с. 179, 183—184]. Эта эксплуатация уже носила капиталистические черты: рабочие обрабатывали землю инвентарем землевладельца и получали за свой труд плату в денежной и натуральной форме. Прослойка крестьян-землевладельцев, связанная с товарным производством, богатела, накапливала денежные капиталы. Этих крестьян называли «прогрессивными фермерами».

Другой социальной средой, в которой формировалась сельская буржуазия, был слой наследственных арендаторов. Гарантия наследственного пользования землей и уменьшавшаяся с годами тяжесть феодальной ренты [383, с. 290] позволили арендаторам расширить товарный сектор своего хозяйства. Большой спрос на продовольствие и сырье после второй мировой войны, ускорил переход этих хозяйств на современные рельсы.

Поскольку площади под товарными культурами часто превышали возможности семей фермеров обработать их своими силами, широко использовался наемный труд. Меньшую часть прибавочного продукта, созданного рабочими, фермер отдавал землевладельцу, большую оставлял себе. Обогащению фермеров способствовали постоянный с 1928 г. уровень земельной ренты, повышение цен на продукты сельского хозяйства, падение стоимости фунта стерлингов и связанное с ним снижение заработной платы наемных рабочих [383, с.187]. Следовательно, доходы фермеров росли за счет как землевладельцев, так и наемных рабочих.

До 50-х годов формирование прослойки «прогрессивных фермеров» было стихийным. Она росла вопреки политике колонизаторов, которые запрещали производителям самостоятельно распоряжаться своими продуктами, отказывали им в материальной и финансовой помощи. Но даже в этих условиях в Буганде, Бусоге, Тесо сложился слой зажиточных крестьян. Такие крестьяне (например, в Буганде) имели кофейные плантации, предприятия по обработке кофе, применяли наемный труд, машины, искусственные удобрения, инсектициды [316, с. 137; 368, с. 208, 227; 449, 1956, т. 3, № 5; 477, 7.VI, 4.VII, 1.1Х.1958]. Богатые сельские хозяева были активными участниками движения за отмену иностранной монополии на первичную переработку и: сбыт хлопка и кофе. И если колонизаторы согласились отменить монополию, то сделали это под давлением представителей национальной буржуазии, в том числе сельской.

В конце 50-х годов колонизаторы объявили зажиточных крестьян «становым хребтом» аграрной экономики Уганды. В апреле 1961 г. власти заявили, что ссуды и займы будут получать в первую очередь «прогрессивные фермеры» [477, 29.1 V, 9.V.1961]. Кредиты кооперативам увеличивались при условии, что те, в свою очередь, увеличат ссуды «прогрессивным фермерам» [417, 1961, т. 1, № 10]. Оценивая политику властей, Ингрэме писал: «Очевидно, что рост тысяч зажиточных фермеров в стране, ожидающей самоуправления, является весомым политическим фактором, который нельзя игнорировать» [300, с. 307].

Землевладельцы уже предпочитали сдавать участки па срок в один—три года. Эта практика получила название «укупансига» [368, с. 129—130]. Землю арендатор получал не для поселения, а для выращивания экспортных культур (в основном хлопка). Этот вид аренды базировался на чисто коммерческой основе и носил договорный характер. Арендная плата вносилась в денежной (60—70 шилл. за сезон) или натуральной форме (из доли урожая — два—три мешка хлопка) [376, с. 33]. Сначала участки во временную аренду брали отходники. В 50-е годы к ней стали прибегать зажиточные крестьяне-баганда для, расширения производства экспортных культур, создания торговых заведений.

Таким образом, проникновение капиталистических отношении в деревню вело к расслоению африканского сельского общества [290, ч. 1, с. 7—8]. Больше всего этот процесс затронул Буганду, Бусогу, Тесо, Буньоро. В городах и торговых центрах ту роль играли африканские торговцы, бизнесмены, промышленники.

После войны численность африканских торговцев увеличились. В 1953 г. их было около 12 тыс. (70% всех торговцев в протекторате), а в 1956 г.— 15 тыс. [126, с. 14; 443, 2.II. 1956].

Отмена в 1950 г. контроля властей над рынком поставила африканских торговцев перед серьезными проблемами. Возобновилась конкурентная борьба, в которой верх брали азиаты. Африканская торговая буржуазия бурно протестовала. Уступая давлению, власти основали Кредитно-сберегательный банк для оказания африканцам помощи в торговом и промышленном предпринимательстве [323, с. 202; 342, с. 96]. На первых порах банк давал деньги под залог земли или имущества. А с 1959 г. выдавал африканским торговцам «гарантийные» письма, позволившие брать товары в кредит у неафриканских оптовиков.

Усиление конкуренции на внутреннем рынке обусловило возникновение африканских ассоциаций, торговых палат, кооперативов. В 1958 г. насчитывалось 113 ассоциаций [477, 1М.XII. 1958]. В том же году низовые ассоциации объединились и районные, которые оказывали финансовую помощь своим членам [477, 8.1.1959]. Ассоциация торговцев Уганды объединяла 35 тыс. членов (включая фермеров и рыбаков, занимавшихся торговлей).

Африканская буржуазия добивалась ликвидации монополии иностранных фирм на импортную и оптовую торговлю. В 1958—1959 г. ей, наконец, удалось прорваться к оптовой торговле. Иностранный капитал пошел на уступки: примерно 200 африканских торговцев стали действовать как оптовые агенты ряда английских и индийских фирм [477, 11.VIII.1961]. Однако африканской торговой буржуазии хотелось действовать самостоятельно. В 1959 г. Ассоциация торговцев Уганды заявила о создании акционерной компании для ведения различных торговых операций [477, 8.VIII. 1959]. В октябре 1959 г. она основала оптовую компанию, которая специализировалась на текстильных товарах. Ассоциация поставила цель захватить внутреннюю торговлю и вытеснить с рынка иммигрантов из Азии [477, 20.IV.1959].

Национальная буржуазия еще не располагала средствами для создания крупных промышленных предприятий. Этому не могла помочь и акционерная или кооперативная форма объединения. Корпорация развития Уганды отказывала национальному капиталу в поддержке. Средства, скопившиеся в фондах «стабилизации цен» и «африканского развития», вкладывались вне Уганды чаще, чем внутри страны [477, 29.IV.1959]. Так же поступали коммерческие банки: до 80% местных вкладов они направляли за границу [477, 21.XI. 1958]. Поскольку внутренний рынок находился в руках неафриканского капитала, перед национальной буржуазией стоял выбор: либо добиваться участия в иностранных компаниях, либо создавать предприятия, продукция которых не сталкивалась бы с изделиями иностранных конкурентов.

На предприятиях, принадлежавших африканцам, производились изделия традиционного потребления: одежда, обувь, мебель, продукты питания. Уровень использования труда, материалов и машин был низким, а поэтому цены на эти товары были высокими. И хотя товары находили сбыт на внутреннем рынке, предприятия получали небольшую прибыль. Африканской буржуазии принадлежали также вело- и авторемонтные, деревообделочные, пошивочные мастерские, прачечные, химчистки, отели, столовые. Она вкладывала капиталы и в автомобильный транспорт. Возникло несколько компаний, занимавшихся пассажирскими и грузовыми перевозками.

В конкурентной борьбе национальная буржуазия апеллировала к местным африканским властям, стремясь получить доступ к средствам, которыми те располагали. Она добивалась кредитов, предлагала совместное участие в коммерческих предприятиях. В 1961 г., например, группа африканских бизнесменов и бугандское правительство основали компанию «Буганда девелопмент эдженси» (51% акций — доля правительства, 49% — частных лиц), которая действовала в промышленности, сельском хозяйстве, торговле [477, 28.1, 8.11, 2.III, 22.IX.1961].

Таким образом, в 50—60-х годах наметилась тенденция к переливу африканских капиталов из сферы сельского хозяйства и торговли в сферу промышленной деятельности. В ряде отраслей (мебельная, мыловаренная, хлебопекарная, рыбоперерабатывающая и некоторые другие) национальная буржуазия заняла прочные позиции. Там, где приходилось сталкиваться с сильной конкуренцией иностранного капитала, она стремилась к сотрудничеству с ним.

Африканская интеллигенция в социальном отношении была неоднородной: в ее среде были выходцы из феодальной и племенной знати, из буржуазных и мелкобуржуазных слоев. В ее ряды пробились отдельные представители трудящихся.

Самым большим отрядом интеллигенции были учителя: в 1945 г.— 9,5 тыс., в 1960 г.— 15 тыс. [336, с. 32; 443, 27.X.1960]. Уровень их квалификации был различным. Так, в 1955 г. из 12 тыс. учителей только 140 имели диплом Макерере, 369 — аттестат полной средней и 11,5 тыс. — неполной средней школы [134, с. 51]. Многие учителя не имели специального педагогического образования. Заметную роль в общественно-политической жизни играли африканские служители культа, особенно в деревне. В их руках находились школы. С церковной кафедры они могли формировать общественное мнеиие. В 1952 г. в штатах англиканской церкви было 185 священников и 7,2 тыс. учителей-проповедников [443, 7.11.1952], в штатах католической (1957 г.) — соответственно 165 и 930 [128, с. 91].

Единственным учебным заведением, где готовились африканские кадры высокой квалификации, был университетский колледж Макерере. Однако с 1948 г. распределением мест в нем ведала Верховная комиссия Восточной Африки [443, 12.V.1949]. Поэтому, например, в I960 г. из 881 студента угандцев насчитывалось только 284, или меньше трети [74, с. 263].

До 1953 г. окончание колледжа не давало права на получение университетского диплома. Поэтому некоторые его выпускники, преимущественно из богатых семей, поступали в университеты метрополии, США, Индии. Лишь в 1953 г. Макерере, став филиалом Лондонского университета, получил право давать университетские дипломы. Но диплом Макерере не гарантировал его обладателю высокооплачиваемую должность. Колониальные власти отдавали предпочтение выпускнику зарубежного университета. Впрочем, и последнего не всегда и не сразу допускали к ответственной работе. Видный африканский ученый Э. Мулира писал: «В Восточной Африке господствует фальшивая идея, что африканец не может делать то, что делает белый человек» [338, с. 40].

В годы протектората неукоснительно соблюдалось правило: пост начальника занимал европеец, подчиненного — африканец [122]. Африканец не мог стоять на служебной лестнице выша европейца, даже если первый был выпускником университета, а второй — имел неполное среднее образование. Считалось, что только «белый» мог принимать решение, а «черный» — его выполнять.

Посты в административном аппарате делились на категории А, Б, В. Однако в одной и той же категории жалованье африканцев всегда было ниже жалованья индийцев и тем более европейцев. В 1959 г. из 582 африканских служащих к категории А относились 62, к категории Б — 62, к категории В — 458. Труд образованных африканцев использовался в иностранных частных компаниях (в 1955 г. — более 7 тыс. человек [279а, с. 49]).

Крупным отрядом национальной интеллигенции были студенты. В 1959/60 учебном году их было 787, в том числе 270 учились в Макерере, 70 — в Королевском техническом колледже в Кении (Найроби), 360 — в Англии, 24 — в США, 63 — в Индии и Пакистане [477, 25.1.1962]. Стипендию получали немногие: в 1960 г. из 507 студентов, обучавшихся за границей,— только 89 (17,5%) [477, 8.V. 1961].
Подавляющая масса представителей интеллигенции состояла на жалованье у колониальной администрации, миссионерских организаций и иностранных предпринимателей (85%) или у местных правительств (10%). Лишь небольшая группа (5%) имела независимые источники доходов. К их числу относились врачи и юристы, купившие частную практику, журналисты, писатели, артисты и художники, владельцы и учителя частных школ. Многие из них занимали должности в кооперативах и профсоюзах, участвуя в прибылях или получая жалованье.

С каждым годом получить должность становилось все труднее и труднее. Особенно большие трудности испытывали выпускники средних школ. Например, в 1960 г. неполную среднюю школу закончили 6190 африканцев, а работу нашли только 1200, или меньше 20% [477, 15.11.1961]. Число безработных среди африканской интеллигенции росло. Безработица захватывала даже людей с университетскими дипломами.

Лишь верхняя прослойка интеллигенции была обеспечена и работой и доходами. Ее представители вышли из семей богатых землевладельцев и чиновников Буганды. Прогрессивные круги называли их «лоялистской богатой группой», которая «на все 100% соглашается с иностранным управлением» [122, с. 10]. Африканцы, занимавшие посты А и Б, составляли «элиту», которая не помышляла об освобождении и независимости Уганды. Что касается подавляющей массы африканской интеллигенции, то ее материальное положение было лишь немного лучше, чем у квалифицированных и даже полуквалифицированных рабочих [477, 21.IV.1961].

В 1958 г. губернатор Ф. Кроуфорд объявил программу, намечавшую в течение пяти лет довести число африканцев на постах А и Б до 25% [475, 10.IV. 1958]. Он назвал это решение крупным шагом па пути к независимости Уганды. Африканские прогрессивные круги осудили программу. Депутат Дж. Магези заявил в 1959 г. в законодательном совете, что ссли «африканизация» будет идти такими темпами, то страна получит независимость через 20—25 лет [477, 19.III. 1959].