Туры по Уганде:
ВСЯ УГАНДА ЗА 12 ДНЕЙ
Горные гориллы, горные озера, рафтинг по Нилу и много животных
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ И РУАНДЕ
В поисках маленьких людей и больших обезьян
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УГАНДЕ И КЕНИИ
С отдыхом на Индийском Океане
УГАНДА, КЕНИЯ И ТАНЗАНИЯ
Путешествие по Восточной Африке и отдых на Занзибаре
Отношения между военной хунтой и различными классами и слоями угандского общества
В условиях свободного развертывания частной инициативы армейская верхушка, получившая немалый куш за «заслуги» в перевороте, оказалась охваченной стяжательством. Военные контролировали политическую и хозяйственную жизнь страны, игнорируя интересы трудящихся, беспощадно расправляясь с инакомыслящими. Возникло противоречие между стремлением военных способствовать развитию частного национального капитала и ограничением политической власти его представителей. Вскоре в различных слоях общества началось отрезвление. Все больше людей понимали, что иностранных эксплуататоров сменили национальные. Газета «Войс оф Уганда» привела характерное письмо читателя, отражавшее мнение большинства населения: «Иностранцы доили нашу экономику, и слава богу, что мы от них отделались. Наши братья получили иностранные предприятия. Но если они не пьют нашу кровь, то как назвать то, что они делают?» [485, 7.1.1974].
Военные власти практически не могли полностью опереться ни на один из классов общества. Мелкая буржуазия, составлявшая большинство в предпринимательской среде, представляла собой «конгломерат мелкособственнических классов» различных укладов общества. Внутри класса мелкой буржуазии наиболее активной была городская прослойка: мелкие торговцы, кустари и ремесленники, число которых выросло примерно с 10 тыс. до 15 тыс. Мелкая сельская буржуазия (ее количественный состав увеличился приблизительно с 240 тыс. до 350 тыс. человек) намного превосходила городскую, но была мепее опытна в политическом отношении, плохо организована, теснее связана с докапиталистическими укладами.
Активизировался процесс разорения мелкой буржуазии за счет обогащения ее верхних слоев и национальной буржуазии (городских предпринимателей и сельского кулачества), размежевания между теми предпринимателями, которые стремились к копированию западных стандартов деятельности, и неотрадиционалистами.
Пытаясь обрести равновесие и избавиться от чувства собственного бессилья перед лицом более сильного соперника — национальной буржуазии, мелкая буржуазия безуспешно апеллировала к своим представителям в военной среде. Военный же режим не мог дать ей желаемого — обеспечить защиту в обществе, в котором выживали наиболее конкурентоспособные. Отсюда разочарование мелкой буржуазии в реформах, проведенных военными, ее пессимизм и недовольство своим положением.
Реформы способствовали ускоренному образованию прослойки национальной промышленной буржуазии. Если в 60-е годы в стране насчитывалось всего 250—300 африканских промышленников, то в 70-е годы их число примерно удвоилось. По данным газеты «Войс оф Уганда», за период с 1972 по 1978 г. правительство выдало угандским предпринимателям 270 лицензий па сооружение средних и мелких промышленных объектов: фабрик и заводов по производству таких видов продукции, как одежда, обувь, мебель, строительные материалы, мастерских по ремонту автомашин, автомобильных и велосипедных покрышек и т. п1. В их руках сконцентрировался выпуск значительной части товаров широкого спроса, что позволило им монополизировать внутренний рынок, аккумулировать капитал, диктовать цены [485, 1.V.1978]. Большинство африканских предпринимателей предпочитало заниматься торговлей или вкладывать капитал в тс отрасли экономики, которые давали наибольшие доходы и обеспечивали быстрый возврат затраченных средств,— в строительную, текстильную, пищевкусовую отрасли промышленности, в транспорт, сферу услуг и сельское хозяйство.
Национальная буржуазия, роль которой в хозяйственной жизни страны существенно возросла, пыталась добиться от военных доступа к решению государственных дел. Она выступала против навязывания армейскими офицерами военных методов управления государством и экономикой. Обострение отношений между военными властями и буржуазией происходило и в результате недовольства «старой» буржуазии, сформировавшейся до переворота, быстрым выдвижением новых предпринимателей, многие из которых были связаны с военной элитой или принадлежали к ней, применением методов запугивания или дискриминационных мер в зависимости от принадлежности предпринимателей к той или иной этнической группе.
В страхе перед произволом военных страну покинуло большое число предпринимателей, чиновников, интеллигенции. Многие граждане пропали без вести, став жертвами расправ диктаторского режима. Это получило настолько широкую огласку, что правительство было вынуждено опубликовать списки более 300 видных угандских граждан, пропавших без вести, и создать комиссию по расследованию. При этом власти заявили, что многие лица из этого списка были якобы похищены противниками; режима с целью создания в стране обстановки паники и недовольства военными властями.
Возмущение в Уганде и за ее пределами вызывали физические расправы военного режима над своими противниками. Так, большого труда стоило Амину приглушить волну недовольства христианской части населения убийством в 1977 г. главы англиканской церкви Уганды архиепископа Д. Лувума (принадлежавшего к народности ачоли) и двух министров правительства, Э. Ориема (ачоли) и О. Офумби (мадама), а также группы офицеров ачоли, обвиненных в антиправительственном заговоре. Умертвив арестованных архиепископа и министров, военные власти затем неуклюже инсценировали их гибель в автомобильной катастрофе [485, 19, 22.11.1977]. Чтобы
С целью склонить церковь на свою сторону и уменьшить трения между религиозными общинами (вслед за убийством архиепископа Д. Лувума в стране распространились слухи о покушении на жизнь муфтия Уганды шейха Сулеймана Матову) [485, 30.VI.1977] Амин назначил новым архиепископом С. Вани, выходца из северо-западного района, издал декрет о выделении церкви земель, предприятий, домов для сдачи в аренду, школ, больниц и об освобождении церкви от уплаты налогов [485, 24. III. 1977].
В ответ на растущее сопротивление в буржуазной среде диктаторскому режиму (по подсчетам лондонской «Файнэншл таймс», на Амина было совершено не менее 13 покушений [452, 3.III. 1979]) военные власти усиливали репрессии. Так, в 1975 г. правительство объявило о конфискации имущества лиц, бежавших из Уганды. По мнению индийского журнала, это распоряжение «затрагивало большое количество домов, предприятий и прочей собственности многих угандцев, покинувших страну» [417, 1975, № 23].
Рабочие и служащие после переворота столкнулись с резко ухудшившимся экономическим положением — замораживанием заработной платы, непомерно высоким ростом цен на товары первой необходимости, с пренебрежением властей к вопросам социального обеспечения, здравоохранения и образования. Индекс стоимости жизни в Кампале в 1971 —1975 гг. для населения с низкими доходами вырос на 67 пунктов индексной шкалы [426, 1976, № 1]. Установленный властями минимум заработной платы в 240 шилл. предпринимателями не соблюдался. Например, рабочие сталелитейного завода в г. Джинджа получали заработную плату равную 146—161 шилл. в месяц [485, 23.III.1974]. Представление о том, что можно было купить на такую заработную плату, дают следующие данные: 1 кг хлеба, чая, сахара, мяса, овощей, десяток яиц и 1 л молока по официальным ценам стоили в общей сумме 132 шилл. По признанию правительственной газеты «Войс оф Уганда», трудящиеся не могли приобрести по доступным ценам одежду и обувь. Все это вызывало недовольство широких слоев населения, находившее свое выражение в протестах и забастовках.
Под давлением рабочего движения военные власти были вынуждены пойти на частичное удовлетворение его требований. В 1974 г. были возрождены профсоюзы. Контроль за деятельностью отраслевых профсоюзов осуществляла созданная правительством Национальная организация профсоюзов Уганды (НОТУ), которая несла ответственность перед властями за поддержание «гармоничных отношений» между рабочими и предпринимателями. Забастовки были запрещены. Для решения производственных конфликтов была возобновлена практика арбитража при посредстве министерства труда и «индустриального суда» [485, 2.V.1975].
На словах правительство признало законность требований трудящихся о выплате заработной платы не ниже установленного минимума и несколько упорядочило трудовое законодательство. Была предпринята безуспешная попытка ввести твердые цепы на продовольственные товары. В 1974 г. правительство прибегло даже к национализации мукомольных предприятий и заводов по производству растительного масла, переданных в ходе реформ в частные руки. Согласно изданному в 1975 г. декрету предусматривались суровые наказания за «экономический саботаж» (припрятывание товаров, взимание повышенных цен, спекуляцию и т. п.). Однако погрязшая в коррупции армейская верхушка провалила мероприятия, направленные на облегчение положения трудящихся.
Влияние рабочего класса на общественную жизнь страны было ограниченным из-за его малочисленности, распыленности и слабой организованности. Промышленные рабочие составляли 15% лиц, работавших по найму; на долю квалифицированных рабочих приходился 21% всех промышленных рабочих. Из 800 промышленных предприятий страны только в четырех насчитывалась 1 тыс. рабочих и более. В 1977 г. численность постоянно работавших по найму возросла по сравнению с концом 60-х годов с 300 тыс. до 358,5 тыс. человек. Но это составляло всего 8% экономически активного населения страны. Хозяйство могло ежегодно поглощать 15—20 тыс. человек при приросте рабочей силы на 50—70 тыс. человек в год [426, 1970, № 6, с. 1121—1123]. Проблема безработицы создавала дополнительную социальную напряженность. Амин издал в 1977 г. декрет о поселении безработных в коммунальных деревнях [485, 13.IV. 1977]. Декрет и преследование безработных усилили волнения и недовольство в городской среде.
Основная масса промышленных рабочих была занята на мелких и средних предприятиях легкой и обрабатывающей промышленности (48 тыс. человек), а также на хлопкоочистительных и кофеобрабатывающих фабриках (13 тыс.). На долю сельскохозяйственных рабочих приходилось 220 тыс. человек. Из них 160 тыс. человек работали на частных фермах и 60 тыс. человек — на государственных и частных плантациях. Трудящихся, занятых вне производственной сферы, насчитывалось 135 тыс. (14 тыс. — в торговле, 76 тыс.— в сфере обслуживания, 45 тыс.— на государственной службе [244, с. 63; 485, 21.VI.1974]).
Власти, заинтересованные в быстром увеличении товарного сельскохозяйственного производства (в первую очередь хлопка и кофе, приносивших 90% валютных доходов), стимулировали товарные отношения в деревне. В результате усилилось расслоение крестьянства. Из 1,6 млн. крестьянских хозяйств примерно 46% относилось к категории мелких, 26,3%) — к средним, 19,4% — к «зажиточным» и 8,3% — к крупным фермерским хозяйствам [244, с. 129]. Правительство оказывало помощь в первую очередь крепким товарным хозяйствам, предоставляя им займы под земельный залог, содействуя приобретению ими сельскохозяйственной техники, инвентаря, удобрений и т. п.
В целях повышения производственных возможностей слабых мелкотоварных хозяйств власти поощряли кооперативное движение. Число первичных кооперативных организаций выросло с 2,5 тыс. в конце 60-х годов до 3 тыс. в 1974 г. В их распоряжение перешли все хлопкоочистительные предприятия и более 90% кофеобрабатывающих фабрик [485, 5.VII.1974]. Однако вплоть до 1976 г. власти держали кооперативы на «голодном пайке», отказываясь авансировать закупку экспортных культур у крестьян (между приобретением у производителей сельскохозяйственной продукции и ее реализацией на международном рынке существовал разрыв во времени). Это вызывало растущее недовольство крестьян, с которыми кооперативы рассчитывались не наличными, а квитанциями. Их последующее погашение, как правило, было связано с многочисленными трудностями [306, с. 111].
Таким образом, правительство Амина оказалось перед фактом резкого усиления социальной напряженности. Военные рассчитывали избавиться от нее путем быстрого налаживания производства и упорядочения системы распределения.